Дюна и философия: путь ментата

Тем не менее без определенного сознания, соединяющего их, Локку пришлось бы признать, что Хейт или любой из Дунканов Лето не были Дунканом Айдахо, пока память оригинала не была пробуждена. Лишь когда они объединяются в сознании, «тождественность человека», по Локку, обращается к Хейту как ко второму Айдахо. Поэтому имело смысл то, что он подстрекал Стилгара убить его, чтобы умереть во второй раз из-за давней верности Дому Атрейдес. Это такая же лояльность Хейта, насколько и лояльность его оригинала, когда он снова стал осознавать ее.

Локк дал толчок современной философской дискуссии о личной самоидентичности, которая длится до сих пор. Самоопределение – сложный вопрос, и память является его центром, как вы также увидите в главе Адама Фернера «Воспоминания сделаны из Пряности», где Локк появляется в связи с Бене Гессерит и их Другой памятью. Однако, в отличие от сестер Бене Гессерит, гхолы восстанавливают первоначальные собственные воспоминания, а не память своих предшественников. Будучи клонами, гхолы так или иначе разделяют физическую оболочку, биологию или генетическую структуру своих оригиналов. И, в отличие от Сестер, гхолы, по-видимому, объединяют сознание с пробужденным оригиналом. Чтобы понять самоидентичность, особенно у таких сложных созданий, как гхолы, мы должны пойти дальше Локка. Мы должны обратиться к неолоккианцам.

Я пережил прежнего себя и все, что я получил, была эта футболка

Дерек Парфит – член общества Колледжа всех душ Оксфордского университета – проявляет интерес к самоидентичности и духу неолоккианства. В своей книге «Причины и личности» (1984) он подвел теорию Локка к логической крайности.

Парфит доказывал, что под сознанием Локк мог подразумевать не только память. Прежде всего, сознание и память – разные способности с различными целями. Сознание – это непосредственное знание о нашем настоящем, а память – это непосредственное знание о нашем прошлом. И еще есть интенция – наше непосредственное знание о том, как мы будем поступать в будущем. Объединенная с желанием интенция – это то, что определяет наши действия.

Парфит считал все это и другое, не определенное соответствующими психологическими обоснованиями, одинаковым. У нас есть психологическая сопричастность между нынешними собой и прошлыми, в любое время, когда с возникает прямая психологическая связь между ними. Когда у нас имеется достаточно прямых связей на уровне психологии между собой настоящим и собой прошлым, эти два состояния становятся крепко связанными. Психологическая преемственность – это то, что удерживает вместе цепи сильной сопричастности. Сопричастность помогает нам понять, как Лето II все еще оставался Лето, несмотря на изменения, которые происходят со всеми существами со временем, и утрату памяти о некоторых вещах со времени своего отрочества три тысячелетия назад. Лето всегда имел достаточно прямых психологических связей с хорошим уровнем преемственности, так что даже при потере части связей цепи преемственности делали его одним и тем же человеком.

Парфит опровергает для нас аргумент в пользу нового языка личности. Строго говоря, личность – это формальное отношение, которое не допускает степени градации: Марк Твен и Сэмюэл Клеменс будут или абсолютно идентичными, или полностью разными людьми. Удерживать достаточное количество прямых психологических связей все равно что сохранять абсолютно все, чего не делал даже Лето! Тут и там мы теряем некоторые воспоминания, но множество других приобретаются нами, с течением времени. Бог-Император был бы тем же человеком, что и молодой Лето, лишь том случае, если бы он пережил в своем прошлом себя молодого в полной мере. Слово «личность» сигнализирует, что кто-то имеет типичное близкое отношение к выживанию. Обычно это типичные и близкие отношения, существующие между нами настоящими, прошлыми и будущими. Обычно, но не всегда. Другими словами, Парфит доказывал, что важен не концепт личности с формальными свойствами. На самом деле важно выживание. Но с этим нет проблем, поскольку все люди когда-либо имели дело с ним.

Все связи, которые важны для психологической преемственности, описываются новым языком выживания. Память становится квазипамятью. Нам будто помнится опыт о том, как казалось, что мы помним этот опыт, и это полагается на тот факт, что кто-то действительно имел этот опыт. Очевидная память полагается на опыт, как и положено памяти. Нет предпосылок для самоидентичности, нет цикличности. Интенция становится квазиинтенцией и так далее. Выживание само по себе означает квазиличность.

Беседа с Верховной Матерью