Дюна

Потом они спустились на широкий карниз, огибавший скалу. И снова их охватил рваный ритм движений по этой неровной земле.

Джессике казалось, что вокруг нет ничего, лишь под ногами, а то и руками — булыжник или гравий, комья породы или песка, сам песок или пыль, наконец, мелкая пудра.

Пудра забивала носовые фильтры, ее приходилось выдувать. Комки песка и гравий катались по гладким камням и, потеряв осторожность, можно было поскользнуться. Куски породы резали, а вездесущий песок задерживал шаг.

Пол резко остановился на каменном карнизе, мать по инерции подтолкнула его, он помог ей сохранить равновесие.

Он показал налево, она поглядела туда. Оказалось, что они стоят на вершине утеса, а в двух сотнях метров под ними словно застывшие волны вздымаются дюны. Застывший океан серебрился под ногами: гребни вздымались один за другим, уходя к тонущему в сером тумане другому хребту.

— Открытая пустыня, — сказала она.

— Далеко, — отозвался Пол глухим голосом сквозь фильтр на лице.

Джессика поглядела налево, направо — ничего, лишь песок внизу.

Пол глядел прямо вперед на открытые дюны, наблюдая за смещением теней от быстрой луны:

— Три-четыре километра, — сказал он.

— Там черви, — произнесла она.

— Вне всякого сомнения.

Она уже не ощущала ничего, кроме усталости, боль в мышцах притупила все чувства:

— Поедим и отдохнем.

Пол выскользнул из лямок ранца, опустил его на землю и сел, прислонившись к нему спиной. Опершись рукой на его плечо, Джессика тяжело опустилась рядом. Усаживаясь, она ощутила, что он повернулся и что-то разыскивает в ранце.

— Вот, — сказал он, сухими руками передавая ей две энергокапсулы.

Она проглотила их, запив едва ли полным глотком из трубки конденскостюма.

— Воду выпей всю, — сказал ей Пол. — Это аксиома: наилучшее место для воды — в твоем теле. Это экономит энергию. Ты становишься сильнее. Доверяй своему конденскостюму.

Она повиновалась, осушила карманы и почувствовала, как возвращаются к ней силы. А потом подумала, как мирно здесь, в этом месте, где их одолела усталость, и припомнила, как однажды менестрель-воин Гарни Холлек сказал: «Лучше сухой кусок в тишине и покое, чем целый дом, где царят суета и томление духа».

Джессика повторила Полу эти слова.

— Похоже на Гарни, — отвечал он.

Она услыхала в его голосе интонации, с которыми вспоминают мертвых, и подумала: «Бедный Гарни, быть может, уже мертв». Все, кто служил Атридесам, были теперь мертвы, или в плену, или, как и они сами, затеряны в безводной пустыне.

— У Гарни всегда находилась цитата к месту, — продолжил Пол, — я словно слышу его слова: «И я высушу реки, и обреку землю в руки неправедных, и я сделаю землю пустошью, и погибнут живущие в ней от руки незнаемых».

Джессика закрыла глаза, пафос сына почти до слез растрогал ее.

Наконец Пол спросил:

— Как… ты себя чувствуешь?

Она поняла, что вопрос относился к ее беременности и сказала:

— До рождения твоей сестры осталось еще много месяцев, пока физически я не почувствовала изменений.

И подумала: «Почему я ответила сыну так официально?» А так как обычай Бинэ Гессерит предписывал отыскивать в себе причины подобных странностей, она нашла и причину собственной сдержанности: «Я боюсь своего сына, я боюсь этих его странностей. Я боюсь услышать о том, что он увидел в ее будущем».

Спустив капюшон на глаза, Пол вслушивался в крики ночных насекомых.

Легкие его устали от молчания. Нос почесывался. Он потер его, вынул фильтры и почувствовал вблизи густой запах корицы.

— Где-то поблизости выход меланжа, — произнес он.

Ветер гагачьим пухом прикасался к его щеке, шевелил складки бурнуса. Но этот ветерок не грозил бурей, он уже научился чувствовать различие.

— Скоро рассвет, — произнес он. Джессика кивнула.

— Способ безопасно перебраться через пески существует, — сказал Пол, — фримены знают его.

— А черви?

— Если установить здесь, повыше в скалах, колотушку из нашего фримкомплекта, она займет червя на время.

Она поглядела на освещенную луной пустыню и произнесла:

— Этого времени хватит, чтобы пройти четыре километра?

— Быть может. Но только если звуки наших шагов в песках будут как шорох, что не привлекает червей…

Пол вглядывался в открытую пустыню, вопрошая свое предзнание, пытаясь припомнить таинственное назначение колотушек и крючьев делателя из руководства к фримкомплекту, что попали в их руки со всем ранцем. Ему казался странным панический страх перед червями. Краем своего сознания он ощущал, что червей следовало уважать, но не бояться… если… если…

Он, покачал головой.

— Звуки не должны быть ритмичными, — сказала Джессика.

— Что? Ох. Да. Если разрывать шаг… песок и сам по себе съезжает время от времени. Черви не могут бросаться на любой звук. Но нам надо хорошо отдохнуть, прежде чем попробовать.

Он поглядел на скалы вдали, по длине лунной тени ощущая движение времени. «Через час — рассвет».

— Где проведем день?

Пол обернулся налево и показал:

— Утес загибается к северу, видишь, как он источен, — это наветренная сторона, здесь должны быть глубокие щели.

— Ну что же, идем? — спросила она.