— К пильякалнисам вел каменный пол — кольгринда, извилистая дорога, выложенная на дне реки или болота у подножия холма. В мирное время на всех изгибах кольгринд стояли ветви или жерди — вехи, указывающие путь. А высокие узкие парсепилы — холмы возле пильякалнисов были не только алтарями Перкунаса, но и сигнальными вышками. На них лежали огромные кучи хвороста, день и ночь поддерживался огонь у алтаря Перкунаса. Как только рыцари-крестоносцы переходили границу Жемайтии, так на ближайшем городище зажигали сигнальный костер. Свет его был хорошо заметен на соседнем парсепиле. Там тоже зажигали костер, и огненная цепочка пробегала по всем сторожевым вышкам. А от самых высоких городищ, таких как Шатрия или Медвегалис, свет сигнального костра был виден на десятки километров вокруг. Через час-два вся страна знала о вторжении врага. Тогда убирали вехи с кольгринд. Женщины, дети, старики из поселков, под охраной мужчин, уходили в потаенные места в непроходимых лесах. Отряды крестьянского ополчения взбирались на пильякалнисы, усиливая их гарнизоны. Пока рыцари вели тяжелую осаду каждого пильякалниса, к ставке литовского князя стягивались войска для нанесения сокрушающего удара захватчикам. И такие удары наносились. Ты помнишь Шауляй? Именно под стенами этого города Миндовг наголову разгромил рыцарей. Символом литовцев был вечнозеленый лесной цветок — рута.
После Шауляйского побоища, почти сто лет, Жемайтия успешно отбивала нападения крестоносных разбойников. В тысяча триста сорок первом году, в битве при городе Велюоне, рыцари впервые применили порох и свинец. В этой битве был убит великий литовский князь Гедимин. Городище это навеки связано с его именем…
— Гора Гедимина находится в Вильнюсе, — прервал меня Нагявичус, но это прозвучало лишь как последняя безнадежная контратака перед полной капитуляцией.
— Брось, Стасис! — ответил я, уверенный и в силе своих союзников, и в том, что мой «враг» уже не враг, а друг. — В Вильнюсе на высоком холме сохранились остатки замка Гедимина, а погиб он именно в Жемайтии. После смерти его Литва, снова распавшаяся на отдельные княжества, была ослаблена. К концу XIV века рыцари захватили почти всю Жемайтию. Через год вспыхнуло народное восстание, подавленное крестоносцами с беспощадной жестокостью. Но Жемайтия и тут не покорилась. Уцелевшие после расправы скрылись в непроходимых чащах и болотах. Люди накапливали силы и оружие. Через несколько лет, в тысяча четыреста девятом году разразилось новое восстание, поддержанное великим литовским князем Витовтом. Это восстание не прекращалось до тысяча четыреста десятого года, когда в битве при Грюнвальде соединенными силами литовцев, поляков, русских и чехов был окончательно разгромлен Ливонский орден.
Жемайтия навсегда воссоединилась с остальной Литвой. В тяжелой борьбе с крестоносцами сплотилась единая литовская народность, окрепла древняя дружба со славянами, была завоевана независимость.
Нагявичус встал и, немного отойдя от костра, некоторое время пристально всматривался в пильякалнис.
— Скажите, товарищ начальник, а как же здесь все-таки жили люди? Какие были укрепления, какие стояли гарнизоны. Чем были вооружены?
— Вот, чтобы узнать это, мы и приехали сюда, — ответил я. — В старинных грамотах и хрониках об этом ничего не сказано. Это могут узнать только археологи…
Все давно уснули в своих палатках, а мы с Нагявичусом еще долго молча сидели у потухающего костра. Уже задергивая полог палатки, Нагявичус неожиданно спросил:
— Георгий Борисович, вы помните «Стрельца» Чюрлиониса?
Я кивнул головой. Он не случайно спросил. И именно так — «не знаю ли», а «помню ли» — спросил не случайно. Литовцы не говорят много. Это было обращение своего к своему. Спасибо, друг! А засыпая, снова, уже в который раз, я отчетливо представил себе эту картину…
Двое в мире. Маленький полуобнаженный человек на крутой темной скале. Широко размахнув мощные крылья, парит над ним огромная хищная птица, спускается все ниже, готовится напасть на человека. Одним ударом острого клюва может раскроить его голову, одним взмахом крыла сбросить его в пропасть. Холодные сиреневые глаза птицы уверенно и безжалостно смотрят на свою жертву. Злобная, сокрушающая сила стихии. Но человек бесстрашно и твердо стоит на скале, выставив вперед ногу, подняв голову навстречу птице. В руках у него тонкий изогнутый лук. Стрела, дрожа на туго натянутой тетиве, направлена прямо в сердце птицы. А из-за скалы, окружая человека светлыми лучами, встает невидимое еще солнце и сияет над ним знак Стрельца. Страшной стихийной силе разрушения и смерти противопоставляет человек, как равный равному, смелость, мужество, свой светлый разум…
Это твоя история, Жемайтия.