Дневник

– Братцы, возьмите! Не бросайте! Голубчики! – кричит он нам. Но что мы можем сделать? Подбегаем к горе и сели. Под горой пули не были опасны. Здесь сидит Калинка[66], вестовой капитана Свирщевского[67]. Он вел лошадь, нагруженную вещами капитана. Парень не бросил капитанских вещей, хотя капитан давно бросил его, удрав далеко вперед на лошади. Сидим у горы, я думаю порвать дневник, но жалко. В последнюю минуту выброшу[68]

. Подходит поручик Д. с женой. Поручик ведет лошадь, на которой плачет жена его и держится за гриву лошади. Она съехала на одну сторону, а мешок из-под нее сполз на другую.

– Калинка! – взмолился поручик. – Дай кабеля сделать стремена!

– А раньше! – грубо отрезал Калинка и отвернулся.

«Вот тебе на, – подумал я, – а что, если мы приедем в Крым, ведь ты, Калинка, погиб».

Отдохнули, пошли дальше.

Стало пасмурно, накрапывает дождь.

Идти очень тяжело. Липкая глинистая грязь. Идем по тропинке, которая вьется под горой. Догнали ординарцев-алексеевцев. Они ведут своих лошадей. Лошади карабкаются по тропинке, рискуя упасть в пропасть. Саша Сохацкий ранен в ногу, шинель в крови, хромает, но ведет свою лошадь. Выглянуло солнышко, дождик прекратился. Идем по крутому склону горы. Очень круто и скользко. Хватаемся за ветки, чтобы не упасть. Лошади идут с трудом. Горы высокие, лесистые, а внизу темное ущелье. Вверху плывут облака и скрывают от нас верхушки гор. Мы идем в горах, как бы сдавленные со всех сторон, так вот они, горы! Далеко сзади слышна орудийная стрельба, эхо в горах с шумом несется по ущелью к нам, шумит, свистит в горах все. Слабо слышна ружейная и пулеметная стрельба. Там еще добивали наш полк. Говорят, наша батарея сдалась красным и начала бить по нашим. Удивительное эхо в горах, долгое, раскатистое, как будто сильный вихрь. Переходим горную речонку. Речонка – вернее, поток – быстрая и шумная. Через нее переброшено бревно, а на берегу лежит шест, нужно идти по бревну, а шестом упираться в дно. Течение такое сильное, что чуть не вырвало шеста из рук. Вода вкусная, уже есть цветы по склону горы. Сегодня во время стрельбы слыхал пение птиц. Удивительно. Стрельба утихла, а в чаще разливается хор птичек. Им нет дела до стрельбы. Природа берет свое. К вечеру опять дождь. Вышли на шоссе. Грязь страшная, липкая. Нога не вылазит. Зеленые сзади остались. Слава богу, обошли их. А сзади еле слышна орудийная стрельба да иногда доносится эхо пулемета. Последняя агония полка. Не знаю, кто там дерется, уже все здесь, там остался один обоз. Его весь бросили зеленым. Оставили консервы «corned beef» – «неприкосновенный запас». Проехал на небольшой гнедой лошадке командир полка, на нем тот же красный башлык. Калинка ведет по шоссе свою навьюченную лошадь. Вьюк сползает на одну сторону. Калинка останавливается и ежеминутно поправляет вьюк. В одном месте на высоте 1½ сажени из горы бьет сильный ключ, с шумом и грохотом бежит от горы целой рекой. Шум такой сильный, что не слышно разговора. Много по склону горы бродит брошенных лошадей, худые, еле двигают ноги, ищут траву, едва увидав человека, задирают хвосты и удирают. Одичали. Гильдовский поймал одну, она еле передвигает ноги. Он за гриву держится и плетется, советует мне взять одну. Но куда ее брать, когда она падает от ветра. Гильдовский идет по грязи, как Дон-Кихот, ноги волочатся по земле. Я едва передвигаю ноги. Сзади все еще бухают орудия.

Шоссе поворачивает влево, свернули. Какой красивый вид. Шоссе вьется змеей вниз по над ущельем, а внизу синеет море. Глубокая бухта с молом, на берегу белеют домики – это Новороссийск. Далеко на рейде дымят пароходы – их много. Из-за туч выглянуло солнышко и зазолотило зеленеющие горы и раскинутый в беспорядке по бухте город. Наконец мы добрались до Новороссийска. Входим в город. В городе оживление, масса войск. Сухо, хорошо. Жители, почуяв что-то, вылезли из домов и насторожились. Мы идем в грязи. У меня ботинки грязные, брюки тоже, шинель вся в грязи, а внизу вместо пол болтаются лохмотья. Стыдно идти по городу. Какой-то еврей подбежал к нам.

– Хотите одеться с головы до ног? – предложил он.

Мы, конечно, изъявили согласие.

– Бегите скорее на станцию, – посоветовал жид, – там грабят интендантство!