Дневник. Том 1

Я знаю, что мои указания ему страшно полезны. Вася очень талантлив, но он еще очень неопытен, а самомнения, по примеру Чупятова, много. У него готовые чупятовские рецепты, и он не желает честно смотреть и видеть натуру. Через год его надо будет окончательно изъять от Чупятова, а то тот его засушит.

Юрий переписывается с Васей, никогда ни в одном письме не было передано мне привета. Меня не существует. На Васино рожденье 1 июля трогательная телеграмма, от его гостей также. Как просто отмахнуться от всех забот о здоровье, развитии, образовании, не знать ничего, кроме денежной поддержки, переписываться, посылать телеграммы, и это с восьмилетнего возраста Васи.

У Толстых произошла трещина в семейном счастье, и вряд ли кому-нибудь из них приходит в голову, до какой степени это мне неприятно, обидно, тяжело. Я так привыкла смотреть на их семью как на оазис среди общей печали, что эта трещина меня очень огорчила. Произошло это так: перед Пасхой, за несколько дней, Наталья Васильевна уехала в Москву к сестре. Мне это показалось очень странным, и я передала свои впечатления Старчаковым. Мне он ничего не сказал, а жене потом признался, что Н.В. нашла какие-то любовные письма и произошел «семейный купорос». Головина же мне рассказала, что виновница этого Шатрова. Она в прошлом году гостила у них летом, и когда Наталья Васильевна уезжала на Кавказ, то Елена Митрофановна свихнула ногу (вероятно, симулировала), осталась здесь, и Алексей Николаевич от нее не отходил. Бабушка мне это тогда же рассказывала. Наталья Васильевна пережила это очень тяжело. Вернулась она из Москвы через месяц, похудев невероятно, – слез, верно, пролито было немало. Внешне она была очень бодра, в Ленинграде заводят квартиру для удобства детей, она поступает в ВУЗ и будет служить.

Тяжело даются эти передряги. Вряд ли Н.В. догадывается о том, как я ей сочувствую.

26 июля. Никогда, никогда не услыхать ее голоса. Сейчас читаю о сказке, о детском творчестве. Вспомнила, как Алена рассказывала Ирине Потемкиной сказку о любви к трем апельсинам[566]

. Чудесно рассказывала. И вот – никогда, никогда не услышу. Это невозможно и непонятно. Никакая работа, никакая занятость не заглушат этой мучительной боли. Наоборот. Еще острее, еще ужаснее.

28 августа. Вчера пошли с Еленой Ивановной к Петрову-Водкину. Давно их не видала, а тут, первый раз за лето, три дня дома. Объясняю. Они обижены, что не прислала билетов на кукольный спектакль в Павловске, Паллада похвасталась, что я ей дала билеты. Тоже объясняю, что спектакли продаются организациям, а что Палладе я просто дала пятерку. К.С. желчен. Я радуюсь за них, что переезжают в город, рассказываю, что из моих хлопот ничего не выходит. Кузьма Сергеевич говорит: «С какой же стати они [Рабис] вам дадут квартиру, Шапорин вас бросил, приедет сюда с молодой женой, тогда ему и дадут квартиру. Мне там что-то по этому поводу говорили». Какая бессердечная бестактность, чтобы не сказать больше. Крупный человек, а острит, как пожарный. Видимо, ему казалось, что такой выпад очень остроумен. Я не сморгнула, никак не реагировала, не ушла. Но больше моей ноги у них не будет.

Он нас пошел провожать, был всячески любезен. Тошно. Если эти слухи правда, это будет страшный удар для Васи.

Рано я Васю предоставила самому себе, выйдет ли из него что-нибудь? Начатые этюды, когда я ездила в Лугу[567]

, мне не понравились. Пора изъять его от Чупятова, засушивает. Чупятов, при внешней скромности, человек с чудовищным самомнением и все время говорит только о самом себе, презирает всех и вся. Презирает «Мир искусства»[568], презирает кардовцев[569], Яковлева и Шухаева, и Григорьева, презирает до известной степени и Петрова-Водкина, и Вася, как попугай, повторяет за ним то же самое. В России был Иванов, теперь Чупятов, между ними лучше других Врубель, и Петр[ов] – Водк[ин], Репин, Серов, Левитан и др. не существуют. Не существует для Васи и весь Запад. Вот кому бы надо побывать в Италии.

Утром вернулся наш Рыжик, пропадавший несколько месяцев. Я страшно ему обрадовалась – тоже зверюшка, которую любила Алена.

В кукольном театре нам все время усердно и с увлечением помогает Галя Кипарисова. Ей 15 лет.

Как бы веселилась Алена.

25 октября. С сердцем что-то плохо. Все время ноет, мешает, в левом ухе шумит. Неужели пора? Когда-то кто-то гадал мне, что умру 55 лет. Значит, пора. И жизни не жалко, так меня обманувшей, и смерти не страшно. Больно только, что умираю бесславно, ничего не доведя до конца. И на Юрия не сумела влиять, заставить работать, и Васю не поставила на ноги, и для себя ничего не сделала, и кукольный театр не довела до конца, не успела сделать того, что хотела. И больно, что все, любящие меня, далеко, а ближним до меня дела нет. Где Саша, что с ним, любимый мой родной Сашок. И не крикнуть, и не позвать.