Дневники, письма. Воспоминания современников

Наше общество в то время, когда писался роман, представляло довольно сложную картину. С одной стороны, шел постоянный, неутихающий духовный поиск, проводилась большая созидательная работа тысяч людей, а с другой стороны, царил действительно застой. Уже авторитеты захватили пьедесталы власти, уже ценности были выложены на прилавках науки и литературы, рвались связи между поколениями, дробились молотками кабинетных распорядителей на ценные и неценные куски наша история и литература. Эти распорядители и вершители составляли умелую и боевитую группу. Упорная, всегда авангардная, при любых застойных, волюнтаристско-культовых перестроечных режимах стоящая рядом с тобой и обязательно у корыта власти, не испытывающая ни страданий по поводу бед народа, ни угрызения совести от присвоения его богатств, она первая бросается с яростью на любые попытки осознания причинной связи между днем нынешним и днем прошедшим, днем вчерашним и позавчерашним. Отвергает всякие поиски духовных и нравственных опор в прошлом нашего народа, нашей истории, подсовывает в качестве таковых досужие безделки мелкотравчатых социологов, ученых, литераторов, от которых при первых же сложных зигзагах истории она же и отказывается. Любимый прием, утвердившийся по отношению к исторической литературе – обвинить ее в патриархальщине, придать отечественной истории характер какой-то унизительной неполноценности, отсекая от нее ими же сконструированными схемами целые периоды в жизни нашего народа, выбрасывая в хлам то святого Серафима, то великого Вернадского, то чуткого Барановского, заставляя верить в неполноценность, они подсовывают свой идейный товарец, на продаже которого завоевывают, приобретают академические звания, поездки в валютные края, а то и просто сладкую жизнь.

Нельзя сказать, что их усилия тщетны, но стратегически они все равно обречены на провал, ибо есть народ наш великий, ибо есть наша великая литература. Удивительно, конечно, не то, что существуют такие группы лиц, удивительно то, что им на время все-таки удается одурачить и оглупить часть людей, правда, с каждым разом все меньше.

Но Русь опамятовалась. Она все глубже и лучше познает свои истоки, ощущает силы, возвышает свои знания, и одним из важнейших камней фундамента этого сознания являлась книга Владимира Алексеевича Чивилихина. Мы все еще в недостаточной степени оцениваем значение появления «Памяти» Владимира Чивилихина. Есть книги, выход которых заставляет задуматься тысячи людей. Есть книги, которые треножат совесть целых слоев населения, третьи – раскалывают лед, наросший на сознании общества, сковывавший его созидательные силы, открывают ледоход. К таким книгам и относится «Память». Сотни читателей, тысячи читателей писали нам в роман-газету о том, что «Память» потрясла их воображение, вызвала неистребимое желание читать, познавать, действовать. Голос истории с тех пор как бы постоянно сопровождает их.

Действительно, «Память» напоминает впечатляющую вокальную симфонию с широким хоровым диапозоном, мощными голосовыми ударениями, различными вокальными тембрами. Многовековая панорама истории, подвижнический дух декабристов, голос бессмертного сказителя «Слова о полку Игореве», трагизм монголо-татарского нашествия, сложности нашей сегодняшней жизни, все переплелось в клубок, который умело распутывает на глазах читателей автор. Он провел миллионы читателей по тропам истории, приобщил их к ее тайнам, совершил с ними открытия, прочертил пути знания. Грум-Гржимайло, Барановский, Бичурин, Соколовский – сколько их было, подвижников и радетелей за отечественную культуру. Сколько их окрест – оглянитесь, поймите, поддержите, сплотитесь вокруг них…

И еще одно качество Владимира Алексеевича. О его беспредельной честности и щепетильности. И в этом смысле он, как Шолохов, Леонов, Распутин, был живой пример единства слова и дела, цели и средств. О том, что литературе надо высоко держать знамя чести, замечал еще Достоевский. Представьте себе, что было бы, если бы Лев Толстой, Гончаров оказались бы бесчестными… По своей честности, настойчивости, неподкупности безусловно Владимир Чивилихин является образцом. Думаю, что сегодня любознательный читатель Владимира Алексеевича становится действующим читателем. Он активно участвует в восстановлении памятников, вторгается в сферу общественных процессов, не уступает перед напором шумной спекуляции, оголтелого цинизма, бесцелия и воинствующей бездуховности.