Дни мечтаний

Сама по себе картина, висевшая в углу столовой в раме из эбенового дерева и черепахового панциря, не вызывала у нас особого интереса и, скорей всего, ничего бы не изменилось, если бы не мятеж сестер, обидевшихся на иллюстратора книг о спорте, как будто позабывшего, что на свете существует еще и женский пол. В одно, словно специально предназначенное для разглядывания картин, дождливое утро Селина заявила, что она – дама, сидящая в центре, чье богатое платье из парчи с цветочным узором ниспадает строгими линиями прямо до пола, чья темно синяя накидка закреплена застежкой, украшенной драгоценностями, а белокурые волосы увенчаны золотой диадемой с жемчугами. Что ж, мы не возражали, это казалось достаточно справедливым, особенно Эдварду, который проворно вцепился в человека в доспехах, опиравшегося на щит по правую руку от дамы. Изящный, стройный рыцарь! Признаюсь, хоть я и понимал, что все по правилам, я почувствовал легкую досаду, когда он ускользнул из моих рук к Эдварду. Доспехи героя были именно такими, о которых я мечтал: рифленые, сверкающие, безупречные, и хотя на картине я видел мальчишку с безбородым лицом и золотистыми волосами, покореженное древко копья, которое он сжимал, характеризовало его как славного воина, готового в любую минуту заняться приятной работой. Да, я завидовал Эдварду, получившему рыцаря, и когда он предложил мне выбрать парня с другой стороны от дамы, я заупрямился и сказал, что мне надо подумать.

Этот второй парень не был воином, он не носил ни доспехов, ни оружия, только простой камзол и кожаный мешок за спиной. Одной рукой он указывал на рану на бедре. Мне не нравился этот персонаж, поэтому когда Гарольд страстно возжелал его, я был не против. Причина, по которой этот герой так привлекал брата, открылась мне позже. Все дело было в ране. Гарольд хотел, чтобы и у него была большая, ноющая рана, и он бы показывал ее людям, а они исполнялись бы зависти и восхищения. Шарлотта с радостью согласилась на роль младенца-ангела у ног дамы, он прижимал к себе огромный музыкальный инструмент. Шарлотте очень нравились его крылья и его гитара или банджо. К тому же, на шее у ангела красовалось янтарное ожерелье, которое очень приглянулось сестренке.

Мы поделили всех персонажей на этой картине за исключением двух-трех ангелов, выглядывавших из-за основных фигур с таким загадочным видом, словно они собирались нарушить всеобщее благолепие и устроить страшный переполох. Мы знали, что люди на заднем плане – святые и ангелы, взрослые сказали нам об этом, сами мы не догадались бы. В наших книгах ангелы изображались бесцветными и неинтересными существами с прямыми вытянутыми фигурами в белых ночнушках. Их тонкие желтые волосы всегда разделялись на прямой пробор. Они были серьезны и даже печальны, и нам никогда не хотелось иметь с ними ничего общего. Но человечки с этой картины, яркие и сверкающие, как драгоценные камни, с миловидными личиками и сияющими перьями явно были выведены из другого яйца, и интересовали нас намного больше. Курносые и растрепанные, с загибающимися кверху уголками рта, очевидно равнодушные к своими прекрасным одеяниям – они могли составить нам неплохую компанию. Но одна мысль не давала мне покоя. В тех играх, где важна скорость, они с легкостью обгонят любого из нас, ведь у них есть крылья. Будут ли они играть честно? Я спросил об этом у Селины, она усмехнулась и ответила, что ангелы всегда играют честно. Тогда я вернулся к картине и взглянул на смуглое лицо одного из тех, кто выглядывал из-за стула дамы. Сомнения не оставили меня.

После того, как Эдвард уехал в школу, в моем распоряжении оказались все главные герои иллюстрированных книг, если только я желал их получить. В случае картины с ангелами я не спешил завладеть человеком в доспехах, мне нужен был свежий святой, а не залежалый, которым так долго был Эдвард. Хотя, скорей всего, причина была в том, что я решил обходиться вообще без святых, у меня вошло в привычку прогуливаться по заднему плану и получать от этого удовольствие.

Задний план картины очень увлекал меня, там было много чего нарисовано, хоть и совсем крошечного размера. Сначала шли луга, усыпанные голубыми и красными цветами, словно драгоценными каменьями, потом взгляд притягивала белая дорога, что, своевольно петляя, взбиралась на кручу, конусовидный холм, увенчанный башнями, крепостными стенами и колокольнями. По этой дороге скакали крошечные рыцари, по двое, друг за другом. Одной стороной холм спускался прямо к воде – безмятежному, голубому и бесконечному пространству, – где стоял на якоре изящный кораблик с необычным «вороньим гнездом»14 на мачте.