Добролёт

Данила. Кого я вижу! Николай Николаевич, ваше превосходительство. Вот не ожидал. Вы, должно быть меня не помните. А мы с вами еще с кавказской войны знакомы.

(Все окружают Данилу.)

Данила. Христос Воскресе, люди добрые!

Все хором отвечают. Воистину Воскресе! (Крестятся.)

Данила. Николай Николаевич, возможно, помнит, в кавказскую войну я в третьем гренадерском полку офицером служил.

Муравьев(возбужденно). Так это не вы ли, голубчик, дрались на дуэли с поручиком? Как там его – Шульцем, Шмульцем?

Данила. Шпульцем.

Муравьев.

Был такой задира.

Данила. И память же у вас, ваше превосходительство! Я здесь всем говорю, что знал вас, но мне не верят.

Муравьев. Всегда рад видеть тебя, старого товарища.

Данила(с усмешкой). До Бога высоко, до царя далеко. После кавказской войны, где я служил под началом Николая Николаевича, меня в Сибирь сослали. Здесь Петр Данилович, дай бог тебе здоровья, к себе взял. И в Якутске я был, и в Охотске, и на Камчатке, и на Командорах. Потом аж до Америки добрался. Там мы зверя били. Потом обратно я поехал. Думал, приеду в Россию, заживу в своем доме счастливо и богато. А тут убили отца.

Трубецкая. Ах, какая беда, право!

Данила. Тогда не то что теперь: не открыли убийцу. Потом моя хозяйка умерла: ну бог с ней! Божья власть, а все горько. Потом сгорела изба, а в ней восьмилетняя дочь. Женился вдругорядь, прижил два сына; жена тоже умерла. С сгоревшей избой у меня пропало все имущество, да еще однажды украли у меня тысячу рублей, а другой раз тысячу шестьсот. А как наживал-то. Как копил! А потом от ветрянки сыновья померли.

Трубецкая. Страдания Иова!

Данила. А потом с легкой руки владыки священником стал. Нынче хожу с протянутой рукой.

Иннокентий. И что, Данила, собираешься делать дальше?

Данила

(повернувшись к Иннокентию). Хочу, владыко, попросить вашего благословения уехать на Камчатку или Амур. Я к строю еще гож, белку стреляю, на медведя хожу. Думаю, сегодня, когда война, могу хоть с турком, хоть с англичанином. Мне не привыкать.

Иннокентий. Крест нести, Данила, гораздо тяжелее.

Данила. Я от креста не отказываюсь. Хочу быть полезным там, где тяжелее. Быть рядом с русским воинством.

Иннокентий. Есть у меня мысль попросить тебя служить в Аяне.

Данила. Там же, я помню, отец Петр служит.

Иннокентий. Служил. Сейчас его там нет.

Данила. Я, владыка, не привык выбирать. Поеду туда, где угодно будет Господу нашему. Я человек служивый. Мне говорят, я исполняю.

Яшка-тунгус. Отпусти и меня с ним, владыко. Яшка бьет белку в глаз.

Муравьев. Яков, а почему ты медаль не носишь?

Яшка-тунгус.

Это какую медаль?

Муравьев. Пожалованную самим государем-императором. За то, что ты спас весь свой род. Оленей пригнал.

Яшка-тунгус. Так в этом нет ничего геройского. Если бы мне ее, как Даниле, за войну дали.

Петр Данилович. Глаша, а ну, налей нам по стакану. Хочу выпить с настоящими мужиками.

(Глаша разливает в расставленные на подносе хрустальные стаканы. Все выпивают и троекратно целуются. Слышится: «Христос Воскресе! Воистину Воскресе!»)

Данила. Не предполагал, что удосужусь принять чарку от самого Катышевцева.

Иннокентий. Крепко стоишь, Данила?

Данила. Владыка, умру, но не упаду и не посрамлю веру нашу Православную.

Лажкин(с усмешкой). Дрожи, Британия.

Иннокентий.

Сейчас на Камчатке ты будешь нужнее. Но зелье брось. Скольких оно раньше времени на тот свет отправило.

Данила. Виноват, владыко! Грешен. Даю слово, сегодня принял последнюю. Я и сам от нее страдаю.

Петр Данилович. Отец Данила. Коль ты собрался на Камчатку, то мне такой человек в самый раз. Послужи, если можешь. Мысль у меня мелькнула. Дочь моя, Фрося, будь неладна, собралась на Камчатку. Ты там все и всех знаешь. Сопроводи. Все расходы беру на себя.

Данила. Чудны дела твои, Господи!

(К Катышевцеву решительным шагом подходит Глаша.)

Глаша. Петр Данилович, Наталья Павлантьевна! Вы как хотите, а я Фросюшку одну не отпущу. Поеду с ней.

Иннокентий(шутливо). Когда нас в Америку отправляли, то мы тянули жребий.

Глаша. Благослови нас, батюшка.

Иннокентий. Кто не испытал нужд, тот не может верить нуждающимся и тот худой хозяин, а худой хозяин – худой пастырь. Благословляю тебя, дочь моя. Храни себя в чистоте: не связывайся с теми, кто не охотник молиться Богу, как бы он ни был учен и умен.

Петр Данилович. Глафира! А кто меня по утрам одевать будет? И кофий в постель подавать?