Добровольческая армия в «Ледяном» походе

Военный совет, посвященный вопросу о направлении дальнейшего движения армии, а стало быть о задачах похода в целом, фактически распался на несколько совещаний командования. Аргументы Алексеева и склонявшихся к его позиции Деникина и начальника штаба армии генерала Романовского состояли в том, что в зимовниках армия не сможет расположиться компактно, что при отсутствии средств связи затруднит управление, а в случае организованного наступления противника увеличит вероятность ее уничтожения по частям. На Кубань же возлагались надежды, которые уже были так жестоко обмануты на Дону. Богатый и способный обеспечить все нужды армии край при сочувственном отношении казачества, сотрудничестве со стороны местной власти и при наличии такого крупного не занятого большевиками центра, как Екатеринодар, обещал стать весьма выгодной базой для организации успешной борьбы против центральной советской власти[258]

. Первое совещание, состоявшееся вечером 12 (25) февраля, завершилось принятием решения идти на Кубань.

Однако 13 (26) февраля в Ольгинскую приехали походный атаман войска Донского генерал-майор П.Х. Попов, возглавивший накануне при отступлении из Новочеркасска небольшой отряд донских партизан и юнкеров (1500 бойцов с 5 орудиями)[259]

, и его начальник штаба полковник В.И. Сидорин. Корнилов, который полагал, что ситуация на Дону вскоре изменится и присутствие Добровольческой армии может только способствовать этому, после встречи с ними собрал еще одно совещание.

Наиболее детальные воспоминания об этом совещании, состоявшемся в Ольгинской 13 (26) февраля, принадлежат присутствовавшему на нем А.С. Лукомскому. В ответ на предложение Корнилова о присоединении донского отряда к Добровольческой армии генерал Попов сказал, что желал бы знать о планах добровольческого командования, заявив, однако, при этом, что отряд не может покинуть пределы Дона. В ходе возникшего обсуждения звучали уже определившиеся позиции. Генерал Лукомский, всегда отличавшийся независимым мнением, высказал ряд замечаний по поводу Екатеринодарского направления. Суть их состояла в том, что по ходу движения добровольческое командование в течение длительного времени не будет располагать достоверными сведениями о событиях, происходящих на Кубани; армии же, чрезвычайно обремененной громадным обозом и потому малоподвижной, испытывающей нужду в боеприпасах, предстояло проделать длительный поход в условиях постоянной угрозы со стороны более многочисленного, маневренного, оснащенного и осведомленного противника. По этим причинам Лукомский полагал движение в район зимовников более предпочтительным[260]

.

В результате Корнилов объявил о решении следовать на восток Донской области, но не к зимовникам, а к станице Великокняжеской. Однако окончательное решение откладывалось до станицы Егорлыкской. В течение нескольких переходов до нее предполагалось собрать дополнительные сведения об этом районе[261]

. Выступление было назначено на следующее утро.

Находясь в Ольгинской, Корнилов не оставлял усилий по организации контактов Добровольческой армии с другими регионами страны. В Заволжье и Сибирь с небольшой группой офицеров отправился полковник Д.А. Лебедев. В Екатеринодар для связи с кубанским правительством и добровольческими отрядами, действовавшими на Кубани, выехали генералы А.С. Лукомский и И.А. Ронжин (их миссия оказалась неудачной, так как оба, будучи задержанными в селе Гуляй-Борисовка советским отрядом, после долгих злоключений оказались в Харькове)[262].

Несмотря на известные опасения генерала Алексеева, 10–14 (23–27) февраля армия находилась вне соприкосновения с противником и получила небольшой отдых и возможность воспользоваться некоторой, хотя и временной, инициативой.