Добровольческая армия в «Ледяном» походе

Занимавший Лежанку 154-й Дербентский полк[283] и местные красногвардейцы встретили добровольцев артиллерийским и пулеметным огнем. Однако сопротивление было недолгим. Лобовая атака Офицерского полка и охват правого фланга противника Корниловским полком вызвали панику и беспорядочное бегство защитников села.

Обращает на себя внимание ряд обстоятельств самого боя. Позиция добровольцев крайне невыгодна для атаки: длинный отлогий спуск к реке Средний Егорлык, за рекой, на окраине села, окопы дербентцев. Цепи Офицерского полка проделывают этот путь и форсируют реку на виду у противника, под огнем, практически не неся потерь. Артиллерия добровольцев ведет огонь, следуя в боевых порядках пехоты[284]. Немудреный тактический прием, опробованный под Лежанкой, – фронтальная атака в сочетании с обходными маневрами на флангах, многократно повторялся добровольцами почти во всех боях 1-го Кубанского похода. В основе его, без сомнения, лежал специфический опыт боевых действий последних месяцев и в первую очередь абсолютная уверенность командиров в моральном превосходстве своих войск над противником, который в силу слабой дисциплины лишен нормального управления, плохо стреляет и склонен к панике. Оказалось так же, что даже в ближнем бою добровольцам трудно отличать своих от противника, поэтому именно после Лежанки Корнилов впервые приказал нашивать полоску белой материи на папахи и фуражки

[285].

Лежанка стала первым населенным пунктом, захваченным Добровольческой армией с боем. Описания этого события, во множестве вариантов приводимые его участниками, как командирами, так и рядовыми добровольцами, нельзя оценивать без учета той конкретной роли, которую сыграл в них автор: сохранилось ли у него прежнее чувство правоты или со временем его взгляды претерпели изменения.

Генеральские воспоминания скорее предлагают догадываться о том, что стоит за скупыми и взвешенными фразами: «По улицам валяются трупы. Жуткая тишина. И долго ее безмолвие нарушает сухой треск ружейных выстрелов: “ликвидируют” большевиков…»[286]

. Совсем молодые в ту пору офицеры-добровольцы, обо многом до того не задумывавшиеся, спустя годы в шокирующих деталях передают картины этой «ликвидации». Прапорщик С.М. Пауль (Офицерский полк): «Чехи, у нас был их батальон, где-то на огороде согнали “товарищей” и расстреливают пулеметом»[287]. Прапорщик Р.Б. Гуль (Корниловский полк): «Из-за хат ведут человек 50–60 пестро одетых людей, многие в защитном, без шапок, без поясов, головы и руки у всех опущены. Пленные. Их обгоняет подполковник Неженцев, скачет к нам… – Желающие на расправу! – кричит он… Сухой треск выстрелов – крики, стоны… Некоторые расстреливавшие отходили. Некоторые добивали штыками и прикладами еще живых»[288]. Лейтенант Б.Я. Ильвов, временно командовавший 4-й ротой Офицерского полка, обратился к генералу Маркову за разъяснением: как быть с 85 пленными, захваченными в бою. «Мои сомнения были рассеяны резолюцией Маркова: “Странный вопрос”. Ночью я всех расстрелял»

[289]. За прячущимися по дворам солдатами и любыми подозрительными идет настоящая охота, стрельба звучит в селе всю ночь[290]. Лучше всего о масштабах «зачистки» позволяет судить соотношение потерь, которые понесли стороны. В бою за Лежанку добровольцы потеряли, по разным данным, от трех до шести офицеров, противник – более 500 человек, преимущественно расстрелянными[291]

.

Впрочем, Лежанка оставила и другие, по-своему характерные примеры обращения с пленными. Офицерский полк захватил в центре села артиллерийскую батарею, сдались и несколько офицеров (в погонах, что немало удивило добровольцев), которые только что вели огонь по наступающим. Офицеры были преданы суду, который счел их вину недоказанной и, по выражению А.И. Деникина, не оправдал их, а простил. Эти офицеры присоединились к армии и продолжили с ней поход[292]. Забегая вперед, заметим, что много позже пленные рядовые красноармейцы в изобилии пополняли ряды белых армий, бывшие же офицеры, служившие в Красной армии, попадая в плен, пощады обычно не знали.

Жители в большинстве своем покинули село во время боя. Отчасти поэтому добровольцы определили население как «большевистское» и в отношении брошенных домов и имущества не чувствовали себя стесненными[293]. Некоторые сцены просто умиляют. «Какие-то из наших офицеров нашли хорошую машину Зингера, продали ее и выпили, нескандально, тихо…»[294]