Добровольческая армия в «Ледяном» походе

Участники похода вспоминали, что с удалением от Ростова население встречало добровольцев все более бла-гожелательно. Части получали лучшие условия для отдыха и лучшее питание, что было весьма важно, так как котловое питание в армии организовано не было. Корнилов же, видя в казачестве союзника, хотя бы и потенциального, «требовал особенно осторожного отношения к станицам и не применял реквизиций»[273]. За постой, питание, вещи с хозяевами принято было расплачиваться деньгами, хотя при отсутствии мелких разменных знаков это представляло определенную трудность. Н.Н. Богданов вспоминал, что вскоре расчеты в станицах приобрели централизованный характер – согласно спискам, которые составлялись станичными атаманами, армия оплачивала общую сумму крупными билетами (5, 10, 25 тыс. рублей)[274]

.

Вообще период движения армии по донским станицам отличался более или менее последовательной политической работой добровольческого командования с населением. В каждой станице распространялись переписываемые от руки «Объявления» от имени генерала Корнилова, кратко излагавшие основные цели и задачи Добровольческой армии[275]. Перед казаками выступали Алексеев и Корнилов, а также известный агитатор, эсер Ф. Баткин, которого Корнилов, несмотря на ненависть офицеров, держал в обозе под охраной текинцев. Однако попытки командования привлечь казаков в ряды армии усилиями пропаганды наталкивались на равнодушное отношение населения, не готового принять чью-либо сторону в малопонятном пока большинству гражданском конфликте. Казаки, по преимуществу недавние фронтовики, не желали оставлять семьи и хозяйство[276]

. Никто из участников событий не упоминает об активном вступлении в армию новых добровольцев в донских станицах в февральские дни 1918 года. Видимо, если таковые и были, то носили совершенно случайный, единичный характер.

Движение армии по территории Дона происходило вне соприкосновения с силами противника. Исключением можно считать неоднократные облеты колонн аэропланами революционных войск, предпринимавшими попытки бомбометаний[277].

Единственный боевой эпизод имел место утром 15 (28) февраля. Конный отряд под командованием Шарова, состоявший из нескольких эскадронов 4-й кавалерийской дивизии с артиллерией, атаковал охранение добровольцев у Хомутовской и обстрелял станицу, вызвав немалую панику в обозе. Однако кавалерия, натолкнувшаяся на заслоны Офицерского и Корниловского полков и контратакованная дивизионом Глазенапа, быстро отступила. Добровольцы потеряли одного человека убитым и одного тяжелораненым[278]

.

Представляет интерес донесение Шарова Антонову-Овсеенко: «Потерь у меня нет, а за время девятичасового боя убита у меня лошадь, четыре пулемета расплавились в бою… Противник переходил несколько раз в контратаку, его артиллерия с такими колоссальными пехотными и конными силами побита мною здорово. Потерь у него около 600 человек, преследовать его я не мог, мои лошади двое суток были в упряжи, таская артиллерию 36 верст, измучились, как и пехота и артиллеристы»[279]. Таким образом, картина боя у Хомутовской приобретает совершенно фантастические очертания: отряд ведет бой в течение девяти часов с превосходящими силами противника, наносит ему громадные потери, при этом сам потерь не имеет. В итоге столь претенциозное описание сражения служит для оправдания отказа от дальнейшего преследования противника под предлогом усталости войск.

Дополнительные сведения о восточных районах Донской области оказались неблагоприятными и подтвердили высказывавшиеся ранее опасения об их непригодности для размещения армии. Сообщая об этом в своих воспоминаниях, А.И. Деникин и А.П. Богаевский не указывают, каким образом эти данные удалось получить[280]

. Во время остановки в станице Мечетинской 17 февраля (2 марта) на представительном собрании командиров Корнилов объявил свое окончательное решение, которое нашло отражение в приказе по армии № 34 от 18 февраля (3 марта) о выступлении армии на Егорлыкскую «для дальнейшего движения в Кубанскую область»[281]. Через несколько дней к генералу Попову был направлен во главе разъезда казачьих офицеров полковник С.Н. Ряснянский с предложением присоединиться к корниловскому походу, но походный атаман и донские командиры ответили отказом[282]. Пути Добровольческой армии и донского отряда окончательно разошлись.

После двухдневного отдыха в Егорлыкской – последней донской станице на своем пути – утром 21 февраля (6 марта) армия выступила в направлении села Лежанка, расположенного в 22 верстах уже на территории Ставропольской губернии. Добровольческое командование ожидало сопротивления, так как ему было хорошо известно, что губерния еще с конца декабря 1917 года была занята частями 39-й пехотной дивизии, способствовавшей установлению советской власти во многих городах и населенных пунктах Ставрополья и Кубани.