Авторы, в разное время обращавшиеся к образу Корнилова, в первую очередь видели в нем политическую фигуру 1917 года – организатора августовского выступления и одного из вождей военной контрреволюции. Реальные обстоятельства его боевой деятельности на фронтах мировой войны привлекали куда меньше внимания, а таланты как военачальника представлялись чем-то само собой разумеющимся – как бы там ни было, венцом его военной карьеры стал пост Верховного главнокомандующего. В то же время деяния Корнилова от периода командования дивизией в Галиции и Карпатах до гибели в предместье Екатеринодара выстраиваются в цельную и преемственную картину. Бывший командующий 8-й армией генерал А.А. Брусилов характеризует своего бывшего подчиненного далеко не однозначно: «Это был очень смелый человек, решивший, очевидно, составить себе имя во время войны. Он всегда был впереди и этим привлекал к себе сердца солдат, которые его любили»[492]
. Действия 48-й дивизии в полной мере были окрашены светом темперамента ее командира. Несмотря на общее успешное наступление войск Юго-Западного фронта, дивизия дважды в августе и в ноябре 1914 года при схожих обстоятельствах оказывалась на грани окружения и разгрома, была вынуждена отходить, теряя людей и артиллерию. Причем в конце ноября командующий армией генерал Брусилов имел намерение отдать Корнилова под суд за «вторичное ослушание приказов»[493]. В ряду причин поражений 48-й дивизии можно назвать явно чрезмерную инициативу и активность Корнилова, его абсолютную решимость сражаться, наступать, быть впереди, не считаясь с окружающей обстановкой, соседями, планами командования. Генерал А.А. Брусилов свидетельствует: «Странное дело, ген. Корнилов свою дивизию никогда не жалел. Во всех боях, в которых она участвовала под его начальством, она несла ужасающие потери»[494]. Повторение подобной ситуации в ходе общего отступления в конце апреля 1915 года оказалось для дивизии роковым. Она оказалась в окружении, прорваться из которого удалось немногим. Сам генерал Корнилов раненым попал в плен.Следующей вехой, подчеркивающей склонность Корнилова к авантюрным и рискованным действиям, стал удачный побег из плена в форме австрийского солдата в Румынию летом 1916 года. Именно он принес Корнилову всероссийскую известность, теперь его головокружительной карьере способствовала репутация героя. Корнилов сразу получает в командование 25-й армейский корпус, однако его поистине стремительное восхождение от командующего войсками Петроградского военного округа до Верховного главнокомандующего происходило уже в революционные месяцы 1917 года и объяснялось чисто политическими причинами. Собственно военные заслуги Корнилова для уровня Верховного главнокомандующего выглядели достаточно скромно. В середине июля 1917 года он имел около 15 месяцев фронтового стажа (ровно столько же, сколько он провел в плену), из них 8 месяцев в должности командира дивизии, полгода в должности командира корпуса, 2 месяца на месте командующего 8-й армией, 11 дней на посту главнокомандующего войсками Юго-Западного фронта. Период командования дивизией, как нам известно, был отмечен серьезными неудачами, находясь же на посту командующего армией, а затем фронтом, Корнилов не провел ни одной серьезной войсковой операции.
Встав во главе неудавшейся попытки военного переворота в конце августа, Корнилов продемонстрировал громадные личные амбиции и претензии на самостоятельную роль в политическом процессе. В то же время очевидцы событий и люди, тесно с ним общавшиеся, высказывают большие сомнения в отношении политических способностей Корнилова. Такого мнения придерживался один из виднейших кадетских лидеров П.Н. Милюков: «Он был прежде всего солдат, храбрый рубака, способный воодушевить личным примером армию во время боя, бесстрашный в замыслах, решительный и настойчивый в выполнении их. Но его интеллектуальная сторона далеко не стояла на высоте его воли… Политический кругозор Корнилова был крайне узок…»[495]
. Командующий войсками Московского военного округа полковник А.И. Верховский 13 августа 1917 года после встречи с Корниловым сделал запись в своем дневнике: «Львиное сердце у Корнилова есть… Но когда он начинает говорить о политике, то чувствуется, что это чужое… Он не понимает обстановку в стране, не учитывает реальное соотношение сил»[496]. Провал корниловского выступления странным образом напоминает неудачи 48-й дивизии: лихая атака без налаженного взаимодействия (как будет видно, Корнилов признавал только один способ взаимодействия – полное безоговорочное себе подчинение), без достаточной подготовки и разведки противника, а также, по всей вероятности, и анализа возможного исхода дела, и в первую очередь неблагоприятного.