Добровольческая армия в «Ледяном» походе

Интересная деталь, характеризующая деятельность Корнилова, относится к обстоятельствам побега генералов, арестованных по корниловскому делу, из Быхова на Дон. Корнилов в отличие от своих соратников, которые отбыли в Новочеркасск по железной дороге с подложными документами, решил совершить переход на Дон во главе своего личного конвоя – Текинского конного полка. Тысячеверстный рейд в условиях возможной погони и противодействия революционных сил был задачей нелегкой, однако вполне выполнимой. Корнилов шел во главе отряда, состоявшего из 400 всадников и 26 офицеров[497], людей опытных, обстрелянных и, главное, абсолютно ему преданных. Наконец, не будет лишним упомянуть, что полк российской армии совершал рейд по российской земле, а не по вражеским тылам. Фактом является то, что претенциозная затея провалилась. Корнилову не удалось уклониться от столкновений с революционными войсками, и за 12 дней похода он фактически потерял свой отряд (с ним осталось лишь 43 человека

[498]). В результате Корнилов вынужден был, оставив людей, по примеру других генералов-быховцев добираться до Новочеркасска поездами с чужим паспортом.

Период формирования Добровольческой армии на Дону и 1-го Кубанского похода уже в полной мере проходил под значительным влиянием негативных факторов деятельности Корнилова. Выше уже отмечалось, что наличие во главе организации известных военачальников старой армии способствовало привлечению добровольческих кадров. В то же время, как известно, фигура Корнилова была особенно привлекательна для армейской молодежи, говорить же о его безоговорочной популярности в офицерской среде в целом не приходится. Своим участием в событиях Февраля (в первую очередь арестом царской семьи) Корнилов совершенно определенно позиционировал себя как революционный генерал, что делало его в глазах значительной части офицерства слишком левым (даже «красным»)[499]

. Это обстоятельство серьезно повлияло на качественный состав Добровольческой армии. Не менее трети добровольцев составляла необстрелянная учащаяся молодежь, юнкера, кадеты, а также свежеиспеченные прапорщики, для которых верхом боевого опыта было участие в уличных боях в Москве. Недоумение соратников вызывало желание Корнилова привлечь к сотрудничеству таких деятелей революционной демократии, как Б.В. Савинков и Ф. Баткин[500]. По имеющимся свидетельствам, даже в начале 1918 года Корнилов в выступлениях, к немалому удивлению добровольцев, прибегал к «революционной» фразеологии

[501].

Отрицательно сказывался на положении дел в армии непрекращавшийся конфликт между М.В. Алексеевым и Л.Г. Корниловым, в который так или иначе втягивалось командование и чины штаба. Если на этапе формирования армии это сильно дезориентировало прибывавших добровольцев[502]

, то в ходе 1-го Кубанского похода крайне неблагоприятно сказывалось на их моральном состоянии, тем более что в условиях походной жизни известия о столкновениях двух вождей быстро распространялись и становились предметом пересудов в частях и в обозе[503]. Многочисленные свидетельства позволяют судить о том, что даже в интересах дела Корнилов не пытался придать своим отношениям с Алексеевым хотя бы видимость благополучия[504].

Практически безоговорочное признание за Корниловым диктаторских полномочий его ближайшими соратниками наложило отпечаток на характер обсуждения вопросов и выработки решений на военных советах. За время 1-го Кубанского похода решения стратегического порядка принимались трижды. Впервые в Ольгинской 12–13 (25–26) февраля 1918 года выбиралось направление движения армии. Несмотря на значительные колебания, Корнилов отдал предпочтение Екатеринодарскому направлению, что совпадало с мнением большинства начальников, и в том числе М.В. Алексеева. 5 (18) марта в Кореновской, когда стало известно, что Екатеринодар занят советскими войсками, взгляды командования на дальнейшие действия разделились. Корнилов решил принять сторону командиров частей и повернул армию на юг, за Кубань, в надежде на отдых и дружественный прием. Дальнейшие события показали ошибочность такого решения: армия вступила на территории с преимущественно иногородним населением, где вынуждена была вести непрерывные тяжелые бои. Единственным положительным итогом ухода армии за Кубань можно считать все же состоявшееся соединение с кубанским правительственным отрядом. Наконец, драматичнейшим моментом 1-го Кубанского похода стал военный совет, состоявшийся вечером 30 марта (12 апреля), на котором Корнилов, невзирая на единодушное мнение всех начальников о необходимости отступления от Екатеринодара в целях сохранения армии, объявил свое решение о возобновлении атаки города 1 (14) апреля. Все присутствовавшие генералы безропотно приняли приказ, который, по существу, был приговором для армии. Курьезом можно считать то обстоятельство, что союзниками Корнилова на этот раз оказались представители кубанской власти и генерал Алексеев.