Ко второй группе
следует отнести тех, кто, оказавшись на фронте в начале мировой войны молодыми людьми, к 1917 году благодаря фронтовым заслугам получили офицерские чины и были отмечены наградами. Их жизненный и нравственный опыт ограничивался главным образом участием в войне. Переход к мирной жизни был бы труден для них в любых условиях, а развал армии, атмосфера солдатских бунтов и неповиновения, как бы ставившие под сомнение весь жизненный опыт и ценности этих людей, могли лишь еще более ожесточить их. Нельзя также забывать, что многие офицеры в 1917 году подверглись насилию и оскорблениям со стороны солдат, некоторые стали свидетелями расправ либо уже потеряли друзей или близких. В Добровольческую армию эти офицеры приходили командирами рот и взводов, но гораздо чаще становились в строй рядовыми и в силу личной энергии, храбрости, склонности к авантюрам оставили свой след в истории Белого движения. Похожий путь прошли такие заметные участники описываемых событий, как В.Д. Парфенов, Н.В. Скоблин, М.Н. Левитов.Третью группу
составляли совсем молодые офицеры – прапорщики и подпоручики, пробывшие в армии и на фронтах недолгое время и жестоко обманутые в своих ожиданиях событиями 1917 года. Многие из них вступали в Добровольческую армию под влиянием авторитета ее вождей, по предложению своих командиров или знакомых старших офицеров, исполненные скорее романтическими представлениями о предстоящей борьбе. Почти все они начали свой путь в Добровольческой армии рядовыми бойцами, именно на их долю выпали самые жестокие бои и потери в первые месяцы Гражданской войны.В четвертую группу
необходимо выделить самых юных участников движения – гимназистов, кадетов, студентов, юнкеров. «В батальоне генерала Боровского можно было наблюдать комические и вместе с тем глубоко трогательные сцены, как юный воин с громким плачем доказывал, что ему уже 16 лет (минимальный возраст для приема), или как другой прятался под кровать от являвшихся на розыски родителей, от имени которых было им представлено подложное разрешение на вступление в батальон»[525]. Детство и отрочество этих юношей совпало с годами мировой войны, большинство из них всецело находились под влиянием воинской романтики, офицер для них был предметом восхищения, а погоны прапорщика – едва ли не пределом мечтаний. Эмигрантские авторы склонны были преувеличивать в выборе юных добровольцев нравственную и патриотическую составляющую: «Интеллигентная молодежь тотчас же по появлении у власти Ленина ринулась защищать идеалы, которые грубо попирались большевиками»[526]. Однако если вести речь именно об этой группе добровольцев, то нельзя забывать и о простых и вечных мотивах, свойственных юношеству: «за компанию», «от нечего делать», «из любопытства», «по глупости» и т. д. Фактом является и то, что в те годы молодые люди из различных социальных слоев под влиянием порой самых неожиданных и случайных факторов со всей искренностью и до конца следовали и за белыми, и за красными, и за другими цветами Гражданской войны.Наконец, сама атмосфера кровавой борьбы не могла не притягивать к себе всевозможных авантюристов, людей криминального склада, изуродованных войной или прежней жизнью, которых следует определить как пятую группу
. Р.Б. Гуль вспоминал об одном из своих сослуживцев: «К-ой в мирное время был артистом плохого шантана; глядя на него, я часто думал: “Что привело его в “белую” армию? Погоны? Случайное офицерство? И мне казалось, что ему совершенно все равно, где служить: у “белых” ли, “красных” ли – грабить и убивать везде было можно»[527].Таким образом, добровольческое офицерство уже изначально имело значительные предпосылки для трансформации в сообщество маргиналов. Если первые две группы офицеров в силу своеобразия ценностей, сформированных войной, с одной стороны, и политического невежества – с другой, представляли в данном смысле «группу риска», то третья и четвертая обречены были на следование у них «в фарватере». Пятая группа, хотя и немногочисленная, уже по сути своей была маргинальна.
Приведенный вариант классификации позволяет сделать вывод о том, что в основе выбора первых добровольцев лежали главным образом причины и мотивы социально-психологического характера. Ясные политические мотивы и ценности не были отличительной чертой добровольческого сообщества, что объясняется по крайней мере двумя серьезными обстоятельствами. До 1917 года одним из ведущих принципов царизма по отношению к армии была ее всемерная изоляция от политической жизни, что превратило офицерство в массе своей в прослойку политически отсталую. События Февраля и последующих месяцев могли внушить офицерству лишь отвращение и ненависть к «политике» во всех ее проявлениях и окончательно убедить его в том, что именно она является главной виновницей крушения государственной и военной мощи России.