Тао Цянь впервые с момента знакомства посмотрел ей в глаза и, должно быть, что-то в них разглядел: он принял ожерелье, спрятал под рубашкой, а брошь вернул хозяйке. Китаец встал, разгладил складки на штанах, поправил мясницкий нож на поясе и еще раз церемонно поклонился:
– Я больше не работаю на капитана Соммерса. Завтра в Калифорнию отправляется бриг «Эмилия». Приходите сегодня вечером, в десять, и я проведу вас на борт.
– Как?
– Я не знаю. Мы разберемся.
После ряда прощальных поклонов Тао Цянь скрылся так поспешно и незаметно, как будто растворился в воздухе. Элиза и няня Фресия подошли к танцевальной академии и успели застать кучера, который дожидался их уже полчаса, что-то потягивая из фляжки.
«Эмилия» когда-то была французским кораблем, быстроходным и изящным, но прошла через множество морей и давным-давно утратила юную стремительность. Корпус ее избороздили старые морские шрамы, к пышным бедрам присосались моллюски, утомленные суставы кряхтели под напором волн, а грязные штопаные паруса походили на лохмотья, оставшиеся от белоснежных юбок. «Эмилия» вышла из Вальпараисо ясным утром 18 февраля 1849 года, приняв на борт восемьдесят семь пассажиров мужского пола, пять женщин, шесть коров, восемь свиней, трех котов, восемнадцать матросов, голландского капитана, чилийского лоцмана и китайского повара. А еще на корабле находилась Элиза, но о ее присутствии знал только Тао Цянь.
Пассажиры первого класса размещались на носовом мостике – не слишком вольготно, но гораздо комфортнее, чем остальные, теснившиеся в крошечных каютах на четыре койки или прямо на палубах, а места для размещения багажа распределялись по жребию. Одна из кают ниже ватерлинии предназначалась для пяти чилиек, решивших попытать счастья в Калифорнии. В порту Кальяо к ним присоединятся еще две перуанки, так что женщинам придется спать по двое на одной койке. Капитан Винсент Катс предупредил команду и пассажиров о запрете любых сношений с дамами – он не собирался допускать на своем судне никакой незаконной коммерции, ведь было очевидно, что путешественницы не являют собой образчик добродетели, – но во время рейса эти правила, что вполне естественно, не раз предавались поруганию. Мужчинам не хватало женского общества, а несчастные проститутки отправились на поиски приключений без гроша за душой. Коровы и свиньи, накрепко привязанные в маленьких стойлах на втором мостике, должны были послужить для мореплавателей источником молока и свежего мяса, но обычный рацион состоял из фасоли, твердых черных галет, сухой солонины и того, что попадется на крючок. Чтобы компенсировать эту скудость рациона, состоятельные пассажиры взяли с собой и собственные припасы, в первую очередь вино и сигары, но большинству приходилось голодать. Два кота свободно разгуливали по кораблю и ловили крыс, иначе за два месяца плавания грызуны расплодились бы катастрофически. Третий кот путешествовал вместе с Элизой.
В брюхе «Эмилии» громоздился скарб пассажиров и самые разные товары, предназначенные для продажи в Калифорнии; погрузку производили так, чтобы извлечь максимальную выгоду из ограниченного пространства. К этим грузам никто не имел права притрагиваться вплоть до прибытия в порт назначения, никто не имел права спускаться в трюм – кроме повара, имевшего доступ к сухим продуктам, запас которых был рассчитан на все время путешествия. Тао Цянь хранил ключи у себя на поясе и отвечал за содержимое складов лично перед капитаном. Вот там, в самой глубине трюма, в нише размером два на два метра, и жила Элиза. Стенами и потолком ее каморки служили ящики и сундуки с товарами, постелью был мешок, а единственным источником света – огарок свечи. У девушки имелась миска для еды, кувшин с водой и ночной горшок. Она могла сделать два шага в одну сторону, могла растянуться на полу между тюками, могла плакать и кричать сколько пожелает, поскольку голос ее заглушался плеском волн. Единственной ее связью с внешним миром был Тао Цянь: он по мере возможности спускался в трюм под самыми разными предлогами, чтобы принести еды и вынести горшок. Компанию Элизе составлял только кот, запертый в трюме для защиты складов от крыс, но из-за ужасов этого морского путешествия несчастное животное сошло с ума, и в конце концов сердобольный Тао Цянь перерезал ему глотку мясницким ножом.