Дочь фортуны

Тао Цянь не всегда носил это имя. По правде сказать, до одиннадцати лет у него вообще не было имени: родители были слишком бедны, чтобы заниматься такими мелочами, его называли просто Четвертый Сын. Он родился девятью годами раньше Элизы, в одной из деревень провинции Гуандун, в полутора днях пешего пути от города Кантон. Мальчик происходил из семьи лекарей. На протяжении бесчисленных поколений мужчины его крови передавали от отца к сыну знание лечебных трав, искусство выпускать дурные жидкости, магию для отпугивания демонов и умение контролировать энергию ци

. В год, когда родился Четвертый Сын, семья жила в крайней бедности – родители постепенно теряли землю, уходившую к шулерам и ростовщикам. Чиновники Империи взимали налоги, присваивали деньги себе, а потом вводили новые подати, чтобы покрыть растраты, – и это помимо требования незаконных процентов и взяток. Как и большинству крестьян, семье Четвертого Сына платить было нечем. Если им удавалось утаить от чиновников несколько монеток из скудных заработков, они тотчас их проигрывали – азартные игры были одним из немногочисленных развлечений, доступных беднякам. Можно было сделать ставку на бегах жаб или сверчков, на тараканьих боях, на

фантане

, на множестве других всем известных игр.

Четвертый Сын рос веселым мальчуганом – он смеялся без всякого повода, а еще его отличала потрясающая внимательность и желание учиться. В семь лет мальчик усвоил, что талант хорошего лекаря состоит в поддержании равновесия между инь и ян; в девять он знал особенности всех местных растений и мог помогать отцу и старшим братьям в трудоемком деле приготовления бальзамов, настоек, порошков и пилюль, что составляло основу крестьянской медицины. Отец и Первый Сын пешком обходили деревни, продавая лекарства и снадобья, пока Второй Сын и Третий Сын возделывали жалкий клочок земли – это был их единственный семейный капитал. Четвертому Сыну вменялось в обязанность собирать растения, и это занятие ему нравилось, поскольку позволяло без присмотра бродить по окрестностям, выдумывать игры и подражать голосам птиц. Иногда, если оставались силы после нескончаемых дел по дому, вместе с мальчиком отправлялась и мать – женщине нельзя было работать на земле, иначе соседи принимались зубоскалить. Семье с трудом удавалось выживать, все больше залезая в долги, до рокового 1834 года, когда на них ополчились худшие из демонов. Сначала кастрюля с кипящей водой опрокинулась на младшую дочь-двухлетку, и ее ошпарило с головы до ног. К ожогам прикладывали яичный белок, девочку пользовали потребными в таких случаях травами, но через три дня малышка устала страдать и умерла. Мать не смогла оправиться от этой утраты. Ее дети умирали и прежде, и каждая смерть оставляла в ее душе рану, но трагическая гибель младшей дочери стала последней рисинкой, переполнившей чашку. Женщина чахла прямо на глазах, с каждым днем становясь все худее, кожа ее покрылась зеленым налетом, кости сделались ломкими, и мужнины отвары не могли замедлить неотвратимый ход этой загадочной болезни, так что однажды утром матушку нашли окоченевшей, с улыбкой облегчения и миром в глазах – она наконец-то отправлялась на встречу со своими мертвыми детьми. Поскольку речь шла о женщине, погребальные обряды были очень просты. Семья не могла нанять монаха и не имела риса, чтобы угостить на похоронах родственников и соседей, но они, по крайней мере, удостоверились, что дух покойницы не спрятался на крыше, в колодце или в крысиных ходах и не вернется, чтобы им докучать. Без матери, которая своим трудом и терпеливым принятием любых невзгод поддерживала семейное единство, катастрофа стала неизбежна. Стоял год тайфунов, неурожая и голода, обширная территория Китая была наводнена попрошайками и бандитами. В семье оставалась девочка семи лет – ее продали перекупщику, и больше от нее не было известий. Первого Сына, которому предстояло со временем заменить отца в ремесле странствующего лекаря, укусила больная собака, и он вскорости умер; тело его напряглось как тетива, изо рта летели клочья пены. Второй Сын и Третий Сын уже выросли и могли работать, на них перешла обязанность заботиться об отце при жизни, по его смерти совершить погребальные обряды, а в дальнейшем чтить его память и память еще пяти поколений их предков по мужской линии. Четвертый Сын не приносил ощутимой пользы семье, да и кормить его было нечем, посему отец на десять лет продал его в услужение торговцам, караван которых проезжал мимо деревни. Мальчику было одиннадцать лет.