Дочь фортуны

Благодаря одному из тех удачных стечений обстоятельств, которые не раз переменяли судьбу Тао Цяня, годы рабства, которые могли стать для него адом, на самом деле прошли гораздо лучше, чем годы, проведенные под родительским кровом. Два мула везли телегу с тяжелыми грузами торговцев. Каждый поворот колес сопровождался противным скрипом: оси не смазывали специально, чтобы отпугнуть демонов. А чтобы Четвертый Сын не сбежал, мальчика, который безутешно рыдал с тех пор, как разлучился с отцом и братьями, привязали веревкой к одному из мулов. Четвертому Сыну хотелось пить, он был бос, за спиной висела сумка с его скудными пожитками, а крыши деревни и знакомый пейзаж исчезали за спиной. Жизнь в родной хижине – это все, что он знал, и жизнь эта вовсе не была плоха: родители обращались с ним ласково, матушка рассказывала всякие истории, и любой повод был хорош, чтобы посмеяться и порадоваться даже в самые бедные времена. Мальчик рысил за мулом, понимая, что каждый шаг уводит его все дальше на территорию враждебных демонов, и боялся, что колесного скрипа и звона колокольчиков на телеге не хватит, чтобы его защитить. Мальчик едва разбирал наречие чужестранцев, но и те немногие слова, которые он улавливал на лету, наполняли его тело ужасом. Путники говорили про недовольных духов, которые бродят по здешним землям, о заблудших душах мертвецов, которых не похоронили должным образом. Голод, тиф и холера усеяли эти места трупами, и живых было недостаточно, чтобы воздать почести всем покойникам. По счастью, привидения и демоны считались существами туповатыми: они не умели заворачивать за угол и легко отвлекались, если им предлагали еду или подарочки, сделанные из бумаги. И все-таки иногда их никак не получалось отогнать – духи могли материализоваться и ради обретения свободы убить чужаков или вселиться в их тела, побуждая к неописуемым деяниям. Четвертый Сын брел уже несколько часов, его донимали летний зной и жажда, мальчик спотыкался через два шага на третий, а нетерпеливые новые хозяева беззлобно хлестали его прутьями по ногам. На закате солнца было решено остановиться и разбить лагерь. Путники освободили животных от поклажи, разожгли костер, заварили чай и разделились на небольшие компании, чтобы поиграть в фантан и

маджонг. В конце концов кто-то вспомнил и о Четвертом Сыне; ему передали миску риса и чашку чая, и мальчик набросился на еду с жадностью человека, не евшего досыта многие месяцы. И вдруг все вокруг огласилось воем, лагерь окутался облаком пыли. Крики напавших на лагерь слились с криками караванщиков, а мальчик в ужасе заполз под телегу – насколько хватало держащей его веревки. Вскоре стало ясно, что их осаждает не армия бесов, а банда грабителей – из тех, что, пользуясь нерадивостью солдат Империи, наводнили дороги в эти времена всеобщего отчаяния. Как только торговцы пришли в себя после первой атаки, они похватали оружие и вступили в бой со злодеями. Неразбериха, полная выкриков, угроз и стрельбы, продолжалась всего несколько минут. Когда пыль улеглась, стало видно, что один из разбойников убежал, а еще двое тяжело ранены и лежат на земле. Когда с их лиц сорвали повязки, победители увидели, что это юнцы в лохмотьях, вооруженные палками и самодельными копьями. Торговцы поспешили их обезглавить, чтобы этим унизить разбойников – ведь теперь те покидали этот мир по кускам; затем две головы насадили на пики по обе стороны дороги. Когда страсти поутихли, все заметили, что один из караванщиков извивается на земле с зияющей раной от копья в бедре. Четвертый Сын, который до сих пор неподвижно лежал под телегой, выполз из своего убежища и почтеннейше испросил у достойных купцов дозволения помочь раненому; поскольку выбора у торговцев не было, ему разрешили действовать. Мальчик попросил чаю, чтобы смыть кровь, затем достал из своей сумки баночку с пастой байяо

[13]. Он приложил белую массу к ране, туго перебинтовал ногу и без колебаний объявил, что меньше чем через три дня порез зарубцуется. Так оно и вышло. Это происшествие спасло мальчика от десяти лет рабского труда и скотского обращения: отметив способность мальчугана, торговцы продали его в Кантоне прославленному врачу и

чжунъи[14]

, который искал ученика. У этого мудрого целителя Четвертый Сын обучился такому, чему никогда бы не обучился у своего отца, деревенского лекаря.

Старый учитель был человек благодушный, с ровным, как луна, лицом, певучим голосом, с костистыми чувствительными руками – то был его лучший инструмент. Первое, что он сделал с новым слугой, – дал ему имя. Старик обратился к книгам по астрологии и гаданию и определил, что мальчику подходит имя Тао. Это слово имело несколько значений: дорога, направление, смысл, гармония, но в первую очередь оно олицетворяло путь жизни. А фамилию учитель дал свою.

– Ты будешь Тао Цянь. Под этим именем ты начнешь свой путь в медицину. Твоя судьба – облегчать чужую боль и стремиться к мудрости. Ты станешь чжунъи, как и я.