Она улыбнулась, но я не смогла догадаться по лицу женщины о ее истинных чувствах.
– Как неловко, – ответила я. – Теган мне сегодня очень помогла.
– Да, смотри, мам, мы столько всего продали. Всем нравится. Тебе тоже надо попробовать.
Она взяла баночку скраба для тела с овсяными хлопьями.
– Роскошь, а стоит всего пару монет. Давай.
– Продавец хоть куда, – заметила Хелен, взяв баночку и копаясь в кошельке.
Она протянула Теган деньги, не взглянув на покупку.
– Ладно, не буду вам мешать. Продолжайте в том же духе. Не забудь, у меня двойная смена. В холодильнике есть курица. И не жди меня.
Ее появление, похоже, никак не задело Теган, если не считать удивления в первую секунду. Думаю, ей было приятно, что мать потрудилась ее найти и что она что-то купила. Однако я уверена, что Хелен пришла на рынок не для того, чтобы порадовать дочь, а для того, чтобы посмотреть на меня. В конце концов, рынок – идеальная нейтральная земля, на которой человека можно оценить. Не было нужды в неловких любезностях, которых потребовал бы приход домой. Можно было удовлетворить любопытство самой краткой встречей. Еще мне казалось, что она в каком-то смысле предъявляет свои права на Теган. Или, скорее, напоминает мне, что она ее мать и что та проводит со мной время лишь с ее позволения. Или я пытаюсь истолковать по-своему безобидное проявление дружбы? Мне сложно судить. Я понимаю, что привязалась к Теган. Я жду ее прихода, мне нравится ее учить. Я очень хорошо сознаю, что мать девочки может запретить ей видеться со мной, если захочет. Что бы она сказала, если бы узнала, что ее дочь учится у меня магии? Я не знаю эту женщину, и все же я более чем уверена, что она бы это не одобрила. Что означает, что нам надо хранить все в тайне – Теган и мне. А тайны опасны. Начинаются они с малого, но разрастаются с каждым уклончивым ответом или прямой ложью, сказанной, чтобы их защитить. И все же, признаюсь, я нахожу близость, которая рождается в таком сговоре, непреодолимо притягательной.
Прошлым вечером, после долгого дня в саду, я пригласила Теган вместе со мной вознести благодарность Богине и стихиям. Когда начала сгущаться темнота, я взяла посох, и мы пошли к полянке в центре рощицы. Я уже несколько раз разводила там огонь в неглубоком очаге. Возле него я положила два поваленных ствола, чтобы было где сесть. Мы собрали хворост и дрова, разожгли костер. Я поставила свечи на камни, выложенные большим кругом вокруг нас. Велела Теган встать рядом и начала молитву, чтобы освятить его.
С посохом в руках я трижды обошла круг посолонь, представляя себе голубое пламя, горящее на головке посоха. Потом я вернулась к центру круга и взяла Теган за руку. Мы подняли руки и глаза к небу. Я возгласила:
Мы сели, я передала Теган теплые сырные сконы и холодное имбирное пиво для пикника. Лицо ее сияло от возвышающей природы скромного обряда так же, как от жара и света костра.
– Это было так круто, – призналась она, кусая скон. – Стремно, но круто. Я правда что-то почувствовала, как будто кто-то нас слушал. У меня крыша едет?
– Вовсе нет. Это знак того, что твоя настороженность понемногу уходит и ты начинаешь открываться волшебству. Это серьезный шаг к тому, чтобы принять, что мы на земле не одни. И что мы не всемогущие создания, какими люди себя в большинстве считают. Ты наконец-то учишься унимать свой беспокойный ум.
– Когда мне можно будет попробовать заклинание? – Ничего особенного, какое-нибудь маленькое. Ты мне разрешишь?
Ее чрезмерное рвение меня рассмешило.
– Всему свое время, Теган. Тут нельзя торопиться.
– Но должно же быть что-то, что я, по-твоему, не завалю.
Она глотнула из бутылки и, надувшись, уставилась в огонь. Я знала, что девочка еще совершенно не готова, но отказать ей было трудно.
– После Белтейна, – заверила я. – Если дочитаешь то, что я тебе давала.
– Дочитаю! Ух, вот это будет клево. Дождаться не могу. А что? Можно мне что-нибудь выбрать?
– Поживем – увидим, и – нет, выбрать тебе нельзя. Оставь это мне.