– Сама я готова признаться, доктор, – Эбигейл улыбнулась, но ее глаза остались печальными, – что с радостью легла бы в постель и позволила милосердному Господу забрать меня во сне. Однако мой брат, – она взглянула на него и похлопала по руке, – на это не согласен. Он так решительно уверен, что я должна полностью поправиться, что я чувствую: мой сестринский долг – подчиниться.
Теперь наконец улыбнулся и Саймон. Элайза понимала, что его лицо омрачает страх за жизнь сестры.
Доктор Гиммел был полон оптимизма.
– Тогда мы не должны разочаровать, так? Предлагаю вам после тщательного осмотра, во время которого мне, с вашего разрешения, будет помогать доктор Хоксмит, лечь в одну из наших частных палат, чтобы мы могли несколько недель наблюдать за вашим состоянием при соблюдении строгой диеты и приеме лекарств, прежде чем решить, нужно ли хирургическое вмешательство.
– Ох, – Эбигейл выглядела встревоженной, – я ни минуты не хочу показаться нерадивой, доктор, но мысль о том, чтобы остаться в больнице…
– Она против, сэр, – закончил брат.
Элайза села рядом с Эбигейл и попыталась ее уговорить.
– У нас несколько очень славных комнат, мисс Гестред. Светлых, с хорошей вентиляцией, и вам предложат гулять в больничном саду. Это может оказаться не так неприятно, как вы боитесь.
Эбигейл повернулась к Элайзе.
– Прошу, поймите, доктор Хоксмит, дело не в том, что я сомневаюсь в качестве удобств Фицроя. Просто в нашем доме, выходящем на парк, я буду счастливее. Мне кажется, там я вернее излечусь, и там я хочу жить. С братом. Какое бы будущее меня ни ждало.
– Я должен объяснить, – вставил Саймон, – что мы с Эбигейл лишились родителей. Мы все друг для друга. Я тоже не хочу с ней расставаться. Мы так решили.
Доктор Гиммел кивнул.
– Вполне возможно, что дом в этом случае важнее незнакомых стен, как бы хорошо они ни были оборудованы. Однако факт остается фактом: для эффективного лечения нужны регулярные осмотры и наблюдение. Только так мы можем установить природу заболевания, дать прогноз и выписать наиболее действенное лечение.
– Нельзя, чтобы осмотры проводили у нас дома? – спросила Эбигейл.
– Вы хотите сказать, сиделка с проживанием? – с сомнением в голосе спросил доктор Гиммел.
Саймон покачал головой.
– Простите, я не думаю, что сиделка с этим справится. Может быть, можно найти врача?
– У врача время расписано, мистер Гестред.
– Если можно, я бы предложила… – начала Элайза. – Риджентс-парк совсем рядом. Я бы с радостью взялась ежедневно посещать мисс Гестред, чтобы проводить необходимые осмотры и брать анализы.
Доктор Гиммел обдумал сказанное.
– Понятно, это решило бы все вопросы, но, доктор Хоксмит, ваша клиника в Уайтчепле так многого от вас требует, как и ваши обязанности в качестве ассистента.
– Клиника не останется без внимания. И, если я верно помню, доктор Гиммел, вы обдумывали, не сделать ли на время перерыв в хирургической практике, разве нет?
Он попытался освоиться с тем, что говорила Элайза, потом улыбнулся и кивнул.
– Точно. Вы, как всегда, выступаете от имени здравого смысла. Что ж, мисс Гестред, мистер Гестред, подойдет ли вам доктор Хоксмит?
Эбигейл озарила улыбкой комнату и стиснула руку брата.
– По-моему, очень подойдет, – обрадовалась она.
Саймон взглянул на Элайзу, и его зеленые глаза встретились с ее глазами. Она почувствовала, что краснеет, и с удивлением поняла, что это ей приятно.
– Доктор Хоксмит, – медленно произнес он, – мы будем рады видеть вас у себя дома.
В тот вечер после девяти Элайза закончила прием в клинике, чувствуя себя еще более уставшей, чем обычно. Жара принесла духоту и гром, дальние барабанные раскаты предупреждали о приближающейся стихие. Элайза проводила последних пациенток, Лили и ее подругу Марту, которая пришла поддержать больную. Женщины растревожили дворик смехом. Несмотря на серьезный недуг, настроение Лили улучшилось, а все благодаря заботе, проявленной Элайзой, и настойке, которую она велела ей выпить. То было не лекарство, какое можно купить в местной аптеке. Этот состав Элайза приготовила сама, и он был предназначен не для лечения заболевания, которым страдала бедняжка, а для того, чтобы облегчить его протекание. Элайза сняла табличку с калитки на двери. И тут в темном переулке послышался шум, от которого у нее заколотилось сердце.
– Кто там? – окликнула она, стараясь, чтобы в голосе звучала смелость, которой женщина не ощущала. – Мэри Энн? Салли, это ты?