Ответа не было, но Элайза была уверена, что кто-то стоял, прячась во тьме. Она подождала, но кто бы это ни был, он предпочел себя не обнаруживать. Она снова ощутила, как в тело просачивается ледяной страх. Ей хотелось бежать, но она слишком обессилела, чтобы повернуться спиной к незримой фигуре. Внезапно женщина услышала двойной щелчок. Тихий звук, который могла издать защелкнутая крышка часов, или рукоятка полой трости, вставшая на место, рывком вывел ее из оцепенения. Она захлопнула калитку и помчалась по двору, не оглядываясь. Забежав в дом, Элайза заперла обе задвижки на двери и прислонилась к ней спиной, тяжело дыша; ее мозг отказывался вмещать мысль о том, что ее убежище обнаружено.
В ту ночь разразилась бурная, хотя и краткая гроза. Меньше чем за час грохот и молнии сменились ровным дождем, который ко времени, когда забрезжил серый рассвет, перешел в морось, а потом в туман. Сырая прохлада стала облегчением после столь душных дней, однако улицы теперь были залиты грязью, в которую превратилась от дождя пыль. Канавы переполнились, и под подкованными копытами и кожаными подошвами сапог текли ручьи, несшие всякий мусор, цеплявшийся за широкие и длинные дамские юбки. Элайза обнаружила, что даже пол омнибуса превратился в мерзкое месиво мокрой соломы, грязи и растоптанного мусора. Вонь в переполненном фургоне стояла такая, что стошнило бы человека с самым крепким желудком. Элайза была благодарна, когда добралась до ухоженной чистоты Фицроя. По привычке утром она направлялась прямиком в кабинет доктора Гиммела. Она вошла без стука, сняла шляпку и принялась развязывать шаль и отряхивать ее от воды. Элайза как раз собиралась повесить шаль, когда поняла, что она в комнате не одна.
– Ох!
Элайза отступила назад, и все вежливые слова мгновенно выветрились из ее головы, когда она узнала человека, – стоявшего перед ней. Он снял цилиндр и низко поклонился.
– Простите, мадам, я не хотел вас пугать.
Он говорил с акцентом, – резкие согласные, переливающиеся гласные и неверные ударения, – но его английский был превосходен.
– Могу ли я представиться сам, раз нет никого, кто мог бы нас познакомить? Меня зовут Дамон Грессети.
По-прежнему в поклоне он потянулся и, взяв руку Элайзы, затянутую в перчатку, запечатлел на ней самый сухой поцелуй. Женщина отняла руку быстрее, чем требовала любезность.
– Кто вас впустил? – спросила она. – Это кабинет доктора Гиммела.
Синьор Грессети не спеша выпрямился, вернул шляпу на голову и оперся на черную трость. Его плащ на шелковой подкладке был перекинут через плечо, открывая изысканно пошитую одежду. Роста он был высокого, лицо его странным образом ничего не выражало. Вот и сейчас слабая улыбка, казалось, не достигла глаз.
– Мистер Томас любезно впустил. Я пришел на встречу с видным врачом пораньше. Вы ведь не хотите, чтобы я опаздывал и заставлял его ждать?
– Нет. Разумеется, нет. – Элайза отошла к столу и поставила саквояж возле стула. – Конечно, если вам назначено, мистер Томас проследит, чтобы вы ожидали с удобством. Должна сказать, обычно при посещении студенты ждут в другой комнате.
– Конечно. Я могу лишь попросить прощения: это я предложил, чтобы меня впустили до прихода доктора Гиммела. Я бы не хотел, чтобы мистера Томаса отчитали за то, что он исполнил мое желание.
В этот миг дверь распахнулась, и Филеас Гиммел ворвался в комнату.
– А! Дорогой друг, вы уже здесь. Неужели я всегда буду опаздывать на встречи? – Он схватил посетителя за руку и горячо ее пожал. – Впрочем, неважно, я знаю, вы не заметили, что я опаздываю, в обществе моей бесценной ассистентки, доктора Хоксмит. Элайза, позвольте представить вам синьора Грессети.
– Я бы и сама пришла пораньше, дорогой доктор, если бы знала, что сегодня утром к нам присоединится новый студент.
– Студент? – доктор Гиммел рассмеялся лающим смехом. – Боже мой, нет. Это Дамон Грессети из Миланского института медицинских исследований, он приехал для обмена опытом и методиками по предложению главного хирурга этого замечательного учреждения.
Элайза смутилась. Не студент, а ученый-медик не из последних, судя по тому, как уважительно обращался к нему доктор Гиммел.
– Миланский институт? Какая честь для нас.
– Безусловно, – сказал доктор Гиммел.
– Это честь для меня, – настаивал Грессети.
– Прошу, садитесь, к чему лишние церемонии. – Доктор Гиммел подвел Грессети к креслу. – Нам предстоит несколько недель вместе работать. В операционной времени на любезности не будет.
– Но, доктор, – Элайза продолжала стоять, – я так поняла, вы собирались сделать перерыв в хирургической практике.
– Да, да, именно. Надо же, доктор Хоксмит, я всегда считал, что суетиться вокруг меня – это дело жены, а не коллеги. – Он укоризненно на нее посмотрел. – Я намерен наблюдать за операциями и наставлять молодых врачей, которые доказали, что пригодны к этой работе. И среди них я, разумеется, первой назову вас.
– Из доктора Хоксмит выйдет прекрасный хирург, – проговорил Грессети. – Я уже наблюдал, как она работает. Вчера утром. Удаление почечного камня?..