Дочки-матери

Но благодаря английской гражданке с неблагозвучной фамилией, заснула Люся без очередных рыданий. А вот у Натальи настроение лучше не стало. Засело в голове всё, что успел наплести Кефирыч о ребёнке. Может, конечно, слова его враньё, но и тётка детдомовская не единожды дала понять, что Люда ребёнок трудный, в коллективе приживается плохо. И характеристики на неё с прежнего места не слишком-то и лестные. А теперь выходило, что ко всему, племянница ещё и на руку нечиста — это уж совсем ни в какие ворота. Не с Натальиным взрывным характером брать на себя перевоспитание. И вновь две женщины в голове начали отчаянный спор. И казалось, что побеждает прагматичная реалистка. Наверное, потому что Наталья предпочитала её сторону. Тогда вторая, что отличалась жалостливым характером, стала действовать по-хитрому и вообще без всяких правил. Например, стоило вспомнить о словах ненавистного Ваньки Куричьей Жопки, что Люся склонна к воровству. Невидимая заступница тотчас убеждала, что словам мужичонки этого веры нет, и он без зазрения совести оговаривает ребёнка. Спросила напрямую у племянницы: было ли такое дело? Людмила, как обычно, утонув в потоке слёз, честно сказала: да, было. Нашла в вазочке десять бумажек и сочла, что, взяв всего две, никакого урона не нанесёт. И даже старательно перечислила, на что две красивые десяточки ушли. И хитрая сердобольная женщина мигом выскочила на передний план: ой да скажите, прям обчистили хмыря этого, да мало ему! Ребёнка из дому выкинул и на одном этом в сто раз больше сэкономил. Девчонка на казённом обеспечении — копейки тратить не пришлось. Хотя Люське было строгим голосом разъяснено, что чужое брать в любом случае неправильно и нехорошо, даже если хозяин вещи человек плохой и, возможно, заслуживает промеж глаз. Люся кивала и, размазывая по щекам слёзы, убеждала, что вот у самой Таши она бы сроду ничего не взяла и у доброй тётеньки Оли не взяла, и лучше бы отбила себе руку об стенку, чем покушаться на их добро. Ответ Наталью вполне удовлетворил, но прагматичная женщина тут же напомнила об истраченном лаке и испорченной косметике, на что её извечная оппонентка только рукой махнула: эк хватилась, да Люська тогда совсем маленькая была и брала не насовсем, а поиграть. Потом реалистка припомнила, что племянница тугодум и учится плохо, это документально подтверждено унылыми отметками. И не с Натальиным образованием из неё отличницу делать. А сердобольная аж руками всплеснула: это Люська дурочка? Да прям! Догадалась же сбежать ровно в праздник, когда воспитателей мало и бдительность утратили. И как она ловко припомнила, как ездили они с тётей на шестом трамвае, а шёл тот трамвай от метро «Сокол» в аккурат до Натальиного дома. Хватило ума, юркнув в электричку, узнать, где выйти, чтобы попасть в метро, и там мигом нашла, как пересадку сделать, чтобы на «Сокол» попасть. Да разве дурочка так сумеет в девять-то лет? Другая бы блуждала, блуждала незнамо где и сроду не допетрила. Эти две спорщицы измучили Наталью сильнее, чем вся ситуация, которая так внезапно на голову свалилась. А время неумолимо шло на убыль и надо было что-то решать. Да что же это такое, словно наказание ей неизвестно кто и неизвестно за что придумал. По Андрюшиной глупости и легкомыслию она теперь должна начисто перекроить собственную жизнь! А эта жизнь не так уж давно стала ей мила, приятна и дорога. А теперь, выходит, насладиться и распробовать так и не получится? Что за судьба такая ей досталась? С самого раннего детства Наталья обречена на постоянную заботу. То брат, то семья, а теперь и племянница. Ведь поначалу была уверена, что станет просто поздравлять ребёнка с праздниками, иногда водить куда-то просто живя с сознанием, что есть дочка Андрея — и всё! Так нет же, каждый раз происходит что-то, вынуждающее Люську буквально спасать. То от неряшливой убогости, то от вшивых волос, то от неприязни отчима и равнодушия матери родной, а теперь и вовсе от сиротства. А может… это знаки такие? Словно котёнка неумного носом в блюдце тычут, чтобы понял, где поесть. И Наталья вновь и вновь просиживала на кухне почти до рассвета, изводя себя тяжёлыми мыслями и согласна уже была на любое решение. Только бы наконец определиться и заниматься понятными делами, чем взвешивать за и против.

Зашла в комнату и застыла прямо на пороге. Люся, которой разрешалось уже понемногу вставать, замерла возле окна, прислонившись виском к занавеске, и впервые плакала молча, даже не всхлипывала. Просто слёзы лились огромными каплями и, повисев секунду на подбородке, падали вниз.

— Это чего опять за потоп, по какому поводу, — с фальшивой строгостью спросила Наталья.

— Таша… а можно… можно, когда ты меня обратно сдашь… ко мне приходить будешь? А то там ни к кому не приходят… а ты придёшь, можно?

И всё перевернулось внутри, больно стало аж до ломоты. Казалось, что всё тело сжало спазмом. И сейчас вздохнёт она глубоко, и рёбра хрустнут. Наталья тихонечко со страхом втянула воздух сквозь сомкнутые губы и, вскинув голову, спокойно произнесла: