Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней

Как мы и о богах думаем, и о людях знаем, всегда, в силу природной необходимости, они удерживают всю полноту власти, которой располагают» (Фукидид). Душа, как газ, стремится занять все уготованное для нее пространство. Если бы газ сжимался и оставлял пустоту, это противоречило бы закону энтропии. Не так – с христианским Богом. Ведь это Бог сверхъестественный…

Не использовать всю ту полноту власти, которой мы обладаем, – значит выносить пустоту. Это противоречит всем природным законам: на такое способна лишь благодать.

Благодать наполняет с лихвой, но она может войти лишь в оставленную для ее приятия пустоту, она же эту пустоту и создает[757]

.

Кроме того, Вейль разделяла лежащее в основе христианского платонизма понимание Божественной красоты. Она пишет: «Все то, что дает нам чистое и подлинное чувство прекрасного, воистину отмечено Божьим присутствием. Как будто Бог снова и снова воплощается в мире, и знак такого Боговоплощения – красота. Прекрасное – это опытное подтверждение того, что Воплощение возможно»[758]. Ее теологическая эстетика в большей степени полагалась на эмпирические свидетельства, чем на последовательную философскую аргументацию[759].

Мартин Бубер (1878–1965) подчеркивал разницу между личными и безличными отношениями – так называемыми отношениями «Я – Вы» (или «Я – Ты») и «Я – Оно» соответственно. И хотя эта концепция не задумывалась как ответ на проведенный Сартром и Бовуар анализ интерсубъективности, ее вполне можно считать радикальной альтернативой подобному представлению об угрозе взгляда. В основе этики Бубера лежит глубокое понимание сущностной субъективности личности. Уничтожение или затмение человеческой субъективности равносильно уничтожению или затмению самой личности. Считать кого-либо личностью – значит быть открытым субъекту, который не подлежит строгой категоризации. С точки зрения Бубера, Бог – «Абсолютная Личность», но он не был сторонником традиционной метафизики и классического теистического понимания Бога. В своей книге «Я и Ты» Бубер говорил о том, что к Богу можно обратиться (например, в молитве), но Его нельзя описать. Как и у Вейль, в его философии религии есть эмпирическое измерение. «Моя философия служит…не набору откровенных утверждений, а переживаемому и наблюдаемому в опыте положению дел, для выражения которого она и была задумана»[760].

И хотя на философию Бубера оказали влияние Кант, Кьеркегор, Ницше и Достоевский, ключевую роль в ее становлении и оформлении сыграли хасидизм и еврейская традиция в целом[761]

. Тем не менее буберовская концепция субъективности не позволила ему стать строгим традиционалистом. Например, его акцент на подлинной встрече человека с Богом в традиции не соответствовал тому, что Франц Розенцвейг (1886–1929) считал подтверждением универсальности Божественного Закона. Бубер отвергал такую трактовку религиозной веры, при которой под ней понимают веру «в нечто за-истину-признанное», а не доверие[762]. В «Двух образах веры» он пишет: «Божественная Тора понимается как наставление Бога в понимании Его пути и, таким образом, не считается замкнутым объективированным началом вне божественного пути и наставления. Тора обнимает собою законы, и законы эти – самая что ни на есть концентрированная объективация ее; однако сама Тора по сути своей вовсе не закон. Она всегда неотступно следует повелевающему Слову, всегда несет на себе отпечаток речи Бога, всегда при этом звучит указующий Глас или хотя бы слышен его отзвук»[763]. Бубер выбирает «глас» и раскрытие личности, а не систематизированную философскую теологию.

Эммануэль Левинас (1905–1995) был профессором философии в Париже и, как и Бубер, будучи еврейским философом, предпочитал этику аналитической и позитивистской погоне за научной истиной (речь о которой пойдет в следующей главе). В большей части его работ можно увидеть реакцию на холокост. Он проводил радикальную критику тоталитарных режимов и эгоцентричной этики. Его философское осмысление ситуации встречи лицом к лицу стало блестящим развитием воззрений Бубера. Левинас поясняет опыт встречи с другим человеком в следующем интервью: