[Божественное] имя работает по схеме или модели, заставляя ее двигаться, придавая ей динамичность, превращая ее в противоположный образ. (Таким образом Бог занимает место каждого члена семьи: отца, матери, супруга, брата и, наконец, Сына Человеческого). Так же, как у Канта идея должна превзойти не только образ, но и понятие, чтобы «думать о большем», имя [Божие] разрушает каждую модель, но только изнутри самой этой модели[795]
.На мой взгляд, рикёровское понимание смысла вполне может стать смелой альтернативой мессианизму Деррида для тех, кто в наше время развивает континентальную философию религии.
Пару слов нужно сказать о Мишеле Фуко (1926–1984). Несмотря на философское образование, Фуко в первую очередь интересовала историческая, критическая социология. Он затрагивает религиозную проблематику в нескольких работах, отмечая, как Церковь относилась к так называемым душевнобольным и как она лечила их, а также раскрывая, какую роль религия сыграла в формировании человеческой сексуальности и т. д. Его антипросвещенческая критика разума и анализ механизмов открытого и скрытого институционального контроля над людьми оказали заметное влияние на философию религии. Фуко продолжал систематически развивать генеалогическую философию религии Ницше. Он дискутировал о роли исповеди в процессе конструирования самосознания человека Нового времени, утверждая, что наша современная дискурсивная практика интроспекции имеет религиозные корни[796]
.Феминистская философия религии
Философы-феминисты, занимающиеся религией и религиозной проблематикой, связаны с различными областями философии, в том числе с континентальной философией. Я уже упоминал о том, что Ницше и Фуко считаются полезными союзниками при постановке острых вопросов о корнях философских и теологических идеалов и методов[797]
. Не меньший вклад внесла бельгийско-французская феминистка и психоаналитик Люс Иригарей (р. 1930 г.). Иригарей очень критически относится к вырванным из исторического контекста притязаниям на объективность. «Всякое знание производится субъектами в конкретных исторических обстоятельствах. Даже если это знание стремится к объективности, даже если его методы предназначены для обеспечения объективности, наука всегда отображает результаты конкретного выбора, конкретные исключения, и они в первую очередь зависят от пола ученых, занимающихся этим»[798].Иригарей утверждает, что пол ученых нанес вред в том числе и философскому изучению религии.
Философы-феминисты значительно расходятся в своих взглядах – от отрицания возможности тендерно нейтральной «объективности» до более сдержанной позиции, согласно которой объективные истины существуют, но наше понимание этих истин (и, следовательно, используемые для их обоснования доказательства) зависит от конкретных, обусловленных гендерной принадлежностью точек зрения. Одна из проблем, c которыми сталкиваются некоторые феминистки, отвергая
Некоторые феминистки считают, что некая неотъемлемая женская природа дает женщинам особое, привилегированное или, по крайней мере, независимое моральное, социальное и религиозное понимание. С этой точки зрения, существует специфический женский путь познания, который или недоступен мужчинам, или же как минимум отличается от специфического мужского пути познания[799]
. Иригарей описывает женское половое развитие от периода полового созревания до менопаузы, которое дает женщинам важное в этическом отношении преимущество. «Но каждый этап в этом развитии имеет свою собственную темпоральность, которая, возможно, циклична и связана с космическими ритмами. И если женщины настолько сильно ощущали угрозу аварии на Чернобыльской АЭС, то именно из-за этой ни к чему не сводимой связи их тел со вселенной»[800]. Обращение к женской анатомии – не единственное основание для пересмотра философии религии с точки зрения феминизма и переживаемого женщинами опыта. Грейс Янцен говорит о женском опыте как о ключевом ресурсе: