Doll Хаус. Собиратель кукол

— Не нужно мне это благо! — кричит она, разрывая свои легкие и мое сердце. — Я люблю тебя. Люблю, — повторяет осипшим голосом и опять бросается в слезы.

— Бекки, тебе так только кажется. Со временем ты поймешь, что это было временное помешательство.

Она не верит в мою ложь. Я бы тоже не поверил. Бекки поднимается на ноги и плетется к машине, завязая в песке. Опять уходит. Опять испытывает меня. Я понимаю, что девчонка манипулирует мною слезами, но все равно иду за ней, потому что ее горе разрывает мне грудь и выдирает оттуда сердце.

Скорчилась на сиденье и молча смотрит на приборную панель. Я открываю дверь и сажусь на водительское. Пытаюсь коснуться ее плеча, но она сбрасывает руку и вжимается в дверь.

— Не трогай меня, Митчелл. Я устала от всего этого. Я вижу, что ты тоже меня любишь, но зачем-то отрицаешь это. Ты такой сильный и брутальный. Убиваешь ради своего удовольствия. Берешь от жизни все, но на самом деле ты трус! Ты боишься каких-то жалких трех слов.

Трус. Да, все верно! Я трус. А ты жалишь очень больно порой.

Бекки калёным железом вытягивает из меня желаемое и я, поддавшись порыву, выкрикиваю:

— Ты действительно так хочешь это от меня услышать?!

— Я хочу услышать правду! Скажи мне правду, Митчелл. Скажи мне пойти прочь, если тебе этого хочется!

Она такая красивая, когда злится. Глаза цвета грозового неба, щеки и губы пылают. Хочется прильнуть к ним, чтоб почувствовать вкус необузданной ярости.

— Нет! Не хочу. Ты просто сводишь меня с ума всем этим!

— Свожу с ума? От меня очень просто избавиться! — Моя девочка вошла в такой раж, что не остановить — Я уйду. Я совсем уйду. Брошусь с какого-нибудь моста. Потому что мне не нужна жизнь без тебя, или та жизнь, где ты со мной из жалости.

Она открывает дверь, выскакивает из машины и со всех ног несется прочь. Так бегут только от себя. Если очень больно, то можно попробовать. Но не сработает.

Да что ж такое! Я, задыхаясь от злости, снова бегу за ней. Она не сдается. Я тоже не намерен делать поблажек. Настигаю. Дергаю за руку и разворачиваю лицом к себе. Обхватываю скулы пальцами и целую.

Ее губы нежные, как шоколадный мусс. А еще они жадные и требовательные. Провожу между ними кончиком языка, а потом принимаюсь посасывать нижнюю губу. Ее пальцы больно впиваются в шею. Она пытается встать на носочки, чтоб быть повыше, но ей это никак не удается из-за песка.

Время остановилось.

Когда я от нее отрываюсь, она смотрит на меня как завороженная. Тянется за новой порцией. Оттолкнуть? Нет, не могу. Это сильнее меня. Прижимаю к себе и целую снова. Между нами искрит. Пульс стучит так сильно, что это единственное, что я слышу.

— Я тебя люблю, — шепчу я, прервав на мгновение поцелуй.

Солнце, вышедшее из-за туч, освещает Бекки. Она ангел.

— Еще, — говорит она одними губами.

— Люблю тебя! — почти срываюсь на крик, а ветер подхватывает мои слова и уносит ввысь, скрепляя наш союз.

Глава 12. Ребекка

У меня ничего не осталось. Я набираю пригоршню черной до жирности земли и бросаю ее вниз. Она глухо бьется о крышку гроба и рассыпается, замарывая светлую глянцевую поверхность.

Чем мне гордиться в этой жизни? Тем, что я хороший коп? Нет. Я только и делаю, что лажаю. Может, из меня семьянин что надо? Тоже не сходится. Кэтрин несчастна быть моей женой, а сын считает отцом другого мужчину. Может, я хороший сын? Ведь это несложно любить собственных родителей. Тут тоже что-то пошло не так.

Я единственный мальчик в семье, к тому же, самый младший. Для мамы я всегда был своего рода маленьким божеством. Она все не могла поверить, что ее тело сотворило такое чудо. Наконец-то мальчик после стольких дочерей. Любила меня непомерно, и, наверное, эта любовь меня и испортила. Я умею только брать. Толку в плане отдачи от меня нет. Мне нужна женщина, которая выпила бы из меня всю душу. Которая забрала бы все и заставила любить себя до боли. Но мне встречались совсем другие женщины. Мягкие. Сострадательные. Жертвенные. Они с готовностью укладывали жизни на мой алтарь, а я пожирал их, пытаясь насытиться эмоциями и страстями. Отношения — фастфуд. Можно хватать на ходу и торопливо пережевывать.

С папой у меня была особая связь. Я был его гордостью. Еще бы! Единственный сын, названный в честь горячо любимого отца.

— Почему меня назвали девчачьим именем? — спрашивал я, когда был еще совсем малым.

— Спроси у своего отца, — отвечала мама с улыбкой.

— Тебя назвали в честь великого человека, Фрэнни, — говорил папа, усаживая меня на колени. — Твой дедушка Фрэнсис был настоящим героем, и ты когда-нибудь станешь таким, как он.

Дедуля, которого я так и не увидел, в юности вынес пятерых детей из огня. Настоящий герой. Я совсем не такой. Я позор семьи.

Папа умер внезапно. Звонил мне пару недель назад. Был бодр и весел, приглашал на рыбалку. А я ответил, что должен быть с Кэтрин, она ведь болеет. Но вместо того, чтоб порадовать жену, я провел несколько суток в кабинете, пытаясь нарыть хоть что-то. Мне казалось, что если я его поймаю, все наладится. Кэтрин поправится, отец перестанет дряхлеть, а я наконец обрету покой.