– Плохи дела, ребятушки! – Кричал Арсюшкин. – Бочонкин, доставай палаш и бери ведьму на себя; мы же с Иваном Андреевичем позаботимся об мертвецах.
Начался неумолимый бой. Никогда в своей жизни я еще не испытывал такого потрясающего, но поражающего чувства: я стрелял по мерзким созданиям и иногда даже попадал в цель; Арсюшкин был немилосерден, он метко отстреливал покойникам головы и увертывался от их ударов, бился с ними и успевал даже говорить со мною. Бочонкин крепко сцепился с самой ведьмой, которая порядочным образом изрезала его своими когтями, но он стоял намертво и бился до последнего. Наконец мы истратили все свои пули и сцепились с покойниками голыми руками.
Неизвестно, чем бы закончилась наша вылазка, если бы в конце концов в избу не ворвались все остальные солдаты, которые окончательно разделались с упырями на улице. Через какой-то миг баланс сил перешел на нашу сторону и все покойники уж точно были мертвы, Бочонкин нанес сокрушительный удар по ведьминскому черепу и, толкнув ее в нутро камина своим железным ботинком, закрыл его и ведьма тут же завыла как псина. Скрижаль была спасена.
Все мы безумно радовались нашей победе, а я же тем временем был на седьмом небе от счастья, ибо для меня тогда было неважным за какую сторону выступать в битве, а важно было то, что я получал незабываемые удовольствия. Я бранился, веселился, со всеми обнимался и снова бранился, целовал Арсюшкина, Перепонкина, Бочонкина, и даже Солонкина.
Но вдруг, толи от того, что Бочонкин плохо закрыл дверцу камина, толи Бог знает от чего, оттуда показалась горящая рука все еще живой ведьмы. Она быстро и цепко вцепилась в того, кто стоял к ней ближе всех, то есть в меня, и потащила вовнутрь. Меня никто не успел спасти, и не успели даже опомниться, потому что всем было дело до победы и скрижали. Я попал внутрь камина и злой и жгучий огонь охватил меня с ног до головы. Я стал испытывать безумную боль по всему телу, а особливо в части спины, и так как, придя к Тенетникову, я уселся именно спиной к печи, и именно в этот раз ее решили затопить немилосердно, я тут же вспомнил это и с болью от ожога подскочил со стула и стал даже расхаживать по курильне, проклиная и без того уже проклятую печь.
Пришедши в себя, я отправился домой, с Тенетниковым я прощаться уже не стал, да и не хотел, поскольку власть его и сила таяли у меня на глазах; дома я обнаружил всю свою спину покрасневшей и жестоко болевшей, так, что надо было использовать особый бальзам, имеющий необычайное воздействие на поврежденную кожу тела.
Глава одиннадцатая. Черное сердце
Итак, мой уважаемый читатель, поспешу оканчивать эту фантастическую повесть об моих переживаниях, тем более что они и без того уже подходят к своему логическому завершению, и, так как материала для рассказа остается совсем немного, то поспешу разделить его на три заключительных главы.
Предыдущее сражение, которое мне удалось совершить и погибнуть в конце концов геройской смертью, так повлияло на мой рассудок, и так повысило мою собственную самооценку, что мне будет весьма приятно описывать вам свое новое сражение, более масштабное чем два предыдущих, которое непременно возникло в моем воображении, исходя из наличия в нем памяти об других битвах, и которое также будет описано теперь же. Честно признаться, это моя самая любимая глава, и много раз еще, уж когда все закончилось, мне приходилось перечитывать ее и вспоминать об столь грандиозном событии. Да не то чтобы даже и вспоминать, а просто писать, писать об ней весьма приятно и желанно: иной раз, чтобы записать в мою записку хотя бы одну другую главу, мне приходилось сидеть за этим делом несколько дней сряду, отходить от стола, препроводить время в философическом раздумье, особливо когда какая-нибудь барыня или дама недурной наружности проходит по Литейной прямо около самого моего дома, да так, что какой-нибудь Любен или Созьо на ее тоненькой шейке разит и манит все, что ни было вокруг; или какое-нибудь такое низенькое декольте с этаким шлейфом, черт возьми.
Впрочем, вернусь к изложению.
Мне хотелось бы сразу перейти к описанию этой битвы, но тут следует сделать несколько отступлений и добавить кое-что про очередную встречу с Тенетниковым.
– Здорова братец, садись. – Начал он деловито, усаживая меня на стул к себе в кабинете. – Знаешь, что я тебе скажу?
– Что?
– А вот что. – Тут он разложил предо мною около десяти штук баночек с закрытыми крышками, но когда он открыл одну из них, я обнаружил в ней сильно и приятно пахучий порошок черного цвета, который походил на опий.
Надобно знать, что настроение у Тенетникова в этот раз было совершенно неописуемое. Он много раз потирал ладонями и улыбался без повода, и даже что-то старался напевать. По всему этому можно было заметить, что он был сильно рад и имел что сказать мне.
– Ну? Как? А? Ась? – Говаривал он на разные лады. – Как порошок-то?
– Это что, новый сорт? – Говорил я, с удивлением разглядывая и нюхая его.