Дом алфавита

— Это твой последний шанс, — продолжил старик. — Если сейчас проглотишь таблетки, вечером можешь возвращаться в свое кресло в больнице Святой Урсулы. А если не проглотишь, мы уж придумаем какую-нибудь историю, которая объяснит твое отсутствие. Глотай сейчас же! Считаю до десяти!

С тех пор как Герхарт в последний раз принимал таблетки, прошло уже много часов. Раньше таких долгих перерывов не было. Когда он пару минут назад стоял на четвереньках на полу, терпя удары, он глазел на маленькие белые штучки, рассыпанные под обеденным столом, и в первую очередь его охватило удивление.

Комната как будто вытянулась, во рту не заканчивалась слюна — все время приходилось сглатывать. Возникло забавное ощущение, что тело попеременно то увеличивается, то сжимается. Звук шагов Андреа напоминал топот быка.

Казалось, слова пропустили через громкоговоритель.

Когда старик начал считать до десяти, Герхарт почувствовал, как им овладело упрямство. Ему мешало лицо старика. От него на комнату опускалась тень, вызывая отвращение. От него шел кислый запах, из-за щетины у края бороды вид у него был неопрятный.

На счет «пять» Штих плюнул ему в лицо — никакой реакции. От бешенства кожа у старика стала бесцветной. Изо рта капала слюна. Андреа с тревогой на него смотрела.

— Терпеть не могу шум и грязь! — крикнула она.

Она оказалась в неудобном положении, когда подвинулась — так, чтобы пуля ни в коем случае ее не задела, когда пройдет через голову Герхарта. Она могла бы потерять равновесие от малейшего дуновения ветра.

На счет «семь» Герхарт Пойкерт поднял руку и стер с лица слюну тыльной стороной ладони. Вопли Штиха ни к чему не привели. Чем они тише, тем лучше действовали. Когда старик ласково обнял его за плечи, он нечаянно пробудил то, чему, с точки зрения Герхарта, было сложнее всего сопротивляться.

Желание что-то почувствовать.

Без одной детальки картинка не сложится. Нет картинки — нет мыслей. Нет мыслей — нет чувств, а нет чувств — нет реакции. Всю эту цепочку запустило одно-единственное мягкое прикосновение Штиха. Ласковые руки пробудили чувства. Последней деталькой стала угроза Петре. Когда мягкость Петера Штиха ушла и с новой силой возобновились угрозы, последовала реакция.

Картинка сложилась.

На счет «девять» Герхарт резко выплюнул таблетки в лицо своему палачу — старик даже на мгновение ослеп.

Последняя, роковая ошибка.

Ошеломленный старик отступил. Андреа визжала — как будто свинью режут — и размахивала подушкой, словно ей можно кого-то убить.

Снова плюнув, Герхарт схватил старика за запястье и изо всех сил вдавил ногти в его упругую кожу.

Герхарт не обратил внимания на металлический звук, раздавшийся, когда упал пистолет, а потом было уже поздно. На мгновение наступила тишина. Андреа встала напротив Герхарта, вытянув руки. Она схватила пистолет, собираясь пустить его в ход. Глаза у Штиха горели безумием. От злости его всего трясло. По его щекам стекала белая густая масса смешанных со слюной таблеток — он этого даже не замечал.

Отвернувшись от него, Герхарт снова перевел взгляд на Андреа. Протянув к ней руку, он склонил голову набок. Ресницы склеились, рот трясся.

— Андреа, — сказал он, впервые произнеся ее имя.

Эмоции смешались, затем вновь разделились, из-за чего он то плакал, то смеялся.

— Дружочек мой! Что-то ты разволновался, — раздался за его спиной уверенный голос. По мере того как щекам Штиха возвращался цвет, он выпрямился и постепенно пришел в себя. — Смотри-ка, Герхарт, плеваться ты умеешь. Скоро ты успокоишься. Это я тебе обещаю. Отдашь мне пистолет, Андреа? — попросил он жену, протягивая руку. — Пора с этим заканчивать!

Молниеносно — могло показаться, что Андреа добровольно отдала Герхарту пистолет, — его рука вытянулась вперед и выхватила у нее оружие. Ни Андреа, ни ее муж не успели понять, что произошло. Затем Герхарт схватил ее за рукава и швырнул об стену с такой силой, что она упала — и больше не встала.

И наконец наружу прорвалась взаимная злоба. Без единого звука. Не осознавая толком, что произошло, Штих схватил Герхарта Пойкерта за горло исхудалыми, как у скелета, руками. Несмотря на годы, проведенные в апатии, Пойкерт вырвался и нанес Штиху жесткий удар в челюсть.

Больше старик сопротивляться не стал.

— Чего ты хочешь? — с трудом спросил Штих, когда Пойкерт толкнул его на стул. Было видно, что у него ныли руки, обмотанные ремнем. — Что тебе надо?

Пойкерт поднес руку к ноздре, откуда сочилась прозрачная жидкость, посмотрел на потолок, подождал, пока Штих откашляется, и успокоился сам. Штих долго его рассматривал. Когда Штих собирался заговорить, Герхарт нагнулся и поднял с пола пистолет, лежавший у него в ногах.

Герхарт вздохнул. Хоть он и пытался, с его губ не сорвалось ни слова. Он хотел попросить старика снова назвать имя. Не Арно фон дер Лейен, а то, другое. То, над которым Штих смеялся.

И оно всплыло само по себе.

Брайан Андервуд Скотт.