Дом алфавита

Встав, Герхарт вдруг ударил старика рукояткой пистолета — так, что тот покатился по полу. Затем он опять сел и попытался пересчитать гипсовые розетки на потолке. С каждой попыткой имя звучало все отчетливее. Наконец он опустил взгляд и задумался. Потом пошел на кухню и выдвинул несколько ящиков. Найдя то, что искал, он заботливо потушил за собой свет и ушел в конец прихожей. Открыв узкий шкаф, он скатал из найденной фольги большой шар.

Он скрутил предохранитель с щитка, выключил главный рубильник и снова включил, предварительно поместив комок фольги на место предохранителя.

Старик еще лежал на полу, когда Герхарт выдрал провод из патрона лампы секретера. Затем он разделил два провода — без изоляции — и вновь вставил вилку в розетку. Старик застонал, когда его опять усадили на стул. Они долго смотрели друг другу в глаза. У Штиха они были красные — как тогда в госпитале, когда он не закрывал их под душем.

Но страха в них не было.

Петер Штих внимательно посмотрел сначала на пистолет, а потом на провода, которые ему протянул Герхарт. Замотав головой, он отвернулся. Получив пару ударов в грудь, он лишился сил, необходимых для того, чтобы сопротивляться. Герхарт всучил ему в руки провода. Кожа на ладонях была нежная. Носком ботинка он дотянулся до бакелитового рубильника на стене. Раздался слабый треск. Едва старика ударило током, он выронил провод. Герхарт отключил электричество, снова впихнул провода в кулаки Штиха и повторил всю процедуру. На пятый раз старик захрипел и, потеряв сознание, повалился на пол, прерывисто дыша.

На запястьях почти не осталось следов от ремня. Герхарт Пойкерт осторожно его снял и вернул на место, на пояс старика.

За Андреа ковер так сильно задрался, что почти накрыл ее. На него упали сорванные шторы и цветы в горшках — торчали лишь ноги Андреа и ее тапочки. Когда Герхарт подтащил ее к мужу, она не издала ни звука. Затем он переплел их пальцы и уложил лицом к лицу — будто они решили отдохнуть.

В уголках рта Штиха почти высохла слюна. Открыв его рот, Герхарт просунул туда концы проводов. Затем ласково погладил руку и щеку Андреа. Посмотрев в последний раз на ее непроницаемое лицо, он включил рубильник. Едва до них дошла ударная волна, испуганная Андреа открыла глаза. В судорогах она еще крепче сжала руку мужа. Пока не появился запах горелой плоти, он стоял и смотрел на конвульсии своих мучителей. Когда упала рука Штиха, звякнула цепочка его часов. Стрелка упрямо двигалась вперед. Было ровно семь часов.

Пройдя в угол, он поправил шторы и ковер, чтобы все стало как раньше. Постояв минутку, осмотрел цветочные горшки, валявшиеся у стены. Затем смел высыпавшуюся землю под ковер и поставил горшки на подоконник. И наконец, вышел в коридор, убрал комок фольги и вернул предохранитель на место. В ту секунду, когда он снова включил рубильник, издав хлопок, сгорел предохранитель.

Когда он уселся в темной гостиной и наступила полная тишина, он заплакал. Его накрыло множеством совершенно разных впечатлений. Он настолько потерял над собой контроль, что его чуть было не парализовала реальность поступков и слов. Мысли бродили по кругу, постепенно ускоряясь, и тут зазвонил телефон.

Герхарт снял трубку. Крёнер.

— Да, — нерешительно произнес он.

— Петер, я нашел ту записку. Можешь не волноваться. Я подготовился. Но вот найти Петру пока не получилось. Дома ее нет, я везде искал. Попросил фрау Биллингер позвонить мне, как только Петра Вагнер придет в больницу. Я сейчас дома.

Герхарт сделал глубокий вдох. Еще не конец. Медленно подобрав слова, он заговорил.

— Никуда не уходи, — произнес он и положил трубку.

Глава 52

Больше всего на свете Петре хотелось закричать от отчаяния, но она сдержалась. Находившаяся рядом высокая женщина, молчаливая и бледная, сохраняла спокойствие. Поиски на Шлоссберге ничего не дали. Пока они тщательно осматривали колоннаду в надежде найти хоть малейший след, который мог бы поведать о том, чем закончилась та встреча, солнце медленно садилось. В красноватых лучах, подсветивших очертания и контрасты расстилавшегося внизу города, Петра замерла, пытаясь осознать и суммировать все, что свалилось на нее за последние пару часов.

— Раз ваш муж — англичанин, что же он делал во Фрайбурге во время войны? — спросила она наконец.

— Я знаю только, что он был летчиком и его с другом сбили над Германией, — тихо прозвучал ответ Лорин.

Так просто и понятно — и вдруг у множества вещей появились простые объяснения. У Петры закружилась голова. В этот момент ей хотелось кричать. Теперь ей известно больше — появились новые вопросы.

Вопросы, которые пока оставались без ответа.

— А этот друг не мог быть Герхартом Пойкертом? — все-таки спросила она.

Вот один из тех вопросов.

— Кто знает? — Лорин лишь пожала плечами.

Она могла думать только о своем муже.