Дом грозы

– Да, весьма. А что? Или… погоди… ты думал, что все, что между нами было за эту неделю… ну, что это всерьез? – Она улыбается и похлопывает Фандера по щеке. – Мы были в опасности, думали, что умрем. И секс отлично снимает напряжение, верно? Ты же знал, что я это скажу, как только все закончится? Ты же не подумал… – она поджимает губы, качая головой из стороны в сторону, и поводит плечами, – что между нами что-то большее? Мне жаль, если так, но это смешно. – И она, закатив глаза, идет к кустам флорибунды, рассматривает бутоны, проводит по лепесткам пальцами, пока вдруг не падает на землю, прикрыв голову руками, и вслед за ней то же самое делают Омала и Энграм.

– Ложись! – кричит кто-то из них, но стоит такой грохот, что не ясно, чей это голос.

– Что?

Фандер разворачивается туда, где в реальном мире виднелась крыша дома Ноки, которая теперь проваливается, ее поглощает пыль, дым, в небо летят искры, а потом из-за кустов роз выпрыгивает волчица. Не Нимея, другая. Больше, свирепее, не такая ухоженная и явно не такая молодая. Она злее, взгляд безумнее, он будто полон боли, если только можно рассмотреть боль во взгляде животного, которое несется на тебя во весь опор.

Массивные лапы вспахивают черную землю, и комья ее летят по обе стороны от волчицы. Это мать Ноки, ставшая практически брашем. И она мчится на Фандера, оскалив пасть.

– Стой, стой! – вопит он, пытаясь найти укрытие. Вместо плитки, которая должна быть под ногами, если это сад дома Хардинов, его ботинки вязнут в земле.

Но он все равно бежит. Как может. Уходит вправо от пути, по которому они с Нокой шли, только волчица куда быстрее, и ее лапы все-таки обрушиваются на Фандера, сбивая его с ног. Острая боль пронзает тело, на спине расцветают кровью царапины, подобные тем, что были на теле Нимеи. Фандер переворачивается, чувствуя боль в ранах, и смотрит в полные ярости глаза.

– За что? – кричит он, но волчица только громче рычит. – Да, я взорвал твой дом, очень жаль, но что мне теперь сделать, а? Что?! Убить себя?! Или меня убьешь ты?

Волчица набрасывается снова, но Фандер уворачивается, ее морда бьется о землю, и из груди доносится что-то похожее на полный муки скулеж.

– Если бы я мог, я достал бы вас раньше, но я. Не. Всесилен.

И стоит ему отползти от волчицы на пару шагов, как из земли начинают прорастать стволы мукатов, покрытых красно-рыжими листьями. Черные ровные стволы пронзают небо, отделяя Фандера от развалин дома Ноки, виднеющихся вдали. От собственного дома, во дворе которого сидят, скорчившись, Омала, Энграм и Нимея.

Теперь есть только мукаты и бескрайняя земля. Стволы растут так близко друг к другу, что напоминают стену, ни единого просвета. Фандер хочет обежать ее, но в обе стороны стена одинаково протяженная и он один. Даже если та Нимея, что над ним только что посмеялась, не настоящая, то волчица-то тоже с другой стороны, и до нее не добраться.

– Нимея! – кричит он. Нет ответа.

Спина больше не болит. Болят руки, которые вдруг становятся черными до самых локтей, и из них сочится густой, воняющий гарью, завивающийся в кольца дым. Пальцы болят до того сильно, что из горла вырывается громкий, истошный вой.

– Фандер, – вдруг слышится знакомый голос.

– Нимея? Это ты?..

– Ну конечно нет, дурачок. Ты же надел на меня ошейник. Сам, своими руками.

– Что мне делать, Нимея? – Он опускается на колени, упираясь лбом в ствол дерева.

– Ну даже не знаю… ты же вроде как с деревьями говорить умеешь, разве нет? Поговори, попроси их убраться отсюда, ну, ты же умеешь.

Фандер с ужасом смотрит на собственные руки. Чернота поднимается до локтей и выше к плечам, намекая, что магия земли не станет слушаться, когда тело захватила сила времени.

– Давай, талантливый мальчик Фандер, спаси себя сам… или умри тут, в пустыне. Твоя волчица теперь бродит и никак тебя найти не может. Смотри-ка, ты снова не на той стороне. Ты всегда будешь не на той стороне.

Фандер поднимает голову и видит стальной нож, торчащий между двух стволов. Отливающий серебром, с драгоценностями на рукояти. У отца такой был, и Фандер с самого детства смотрел на него с благоговением. Он берет нож в руку и ровно секунду размышляет, что же с ним делать. Если кто-то решил, что Фандер способен лишить себя жизни, когда на кону жизнь брата, то он полный идиот. Хотя чего уж там. Мысль о том, что смерть ничего не стоит, самому Фандеру и принадлежала. Он возвращался к ней за эту неделю раз за разом. Вот, бери ее, ты же так этого ждал. Но острое лезвие утопает в земле по самую рукоять.

– Вот тебе и выход… Какой смысл жить, если ты всегда выбираешь не то. Ты ничто… ты преступник. Ты всегда. Не на той. Стороне.

Ты недостоин. Ты ничто. Преступник. Ты не на той стороне.

– Та, та сторона, черт бы ее побрал. Я выбрал то, во что верил…

– Ты верил неправильно…

– Да нет же, так нельзя. Черт! НЕЛЬЗЯ верить НЕПРАВИЛЬНО! Вера – это ВЕРА! И она правильна всегда! НЕ СУЩЕСТВУЕТ НЕПРАВИЛЬНОЙ ВЕРЫ!

Он замечает, что туман давно рассеялся, повисла давящая духота.