Дом грозы

Речь не про Фандера, а про Энга. Отец удивленно вскидывает густые черные брови, а на его губах появляется понимающая улыбка.

– Еще жив, – шепчет Нимея в ответ.

– Ты ему помогла?

– Нет, но уже скоро… Пап, ей хоть немного лучше?

Он молчит в ответ, с этим приходится смириться. Отец не болтун. Никогда он не стал бы разглагольствовать даже на важные темы, а самое главное – он никогда не давал обещаний. Когда он качает головой из стороны в сторону, у Нимеи обрывается сердце. Вот он, самый беспристрастный и честный ответ.

И вдвойне больнее Нимее оттого, что отцу тяжело ей сообщать плохие новости. Он слишком добрый, славный. Таких все всегда любят, такие всем помогают, и больше всех именно они и страдают. Он не гений, не ученый, не богач. Нимее лет с пятнадцати казалось, что его нужно поддерживать и защищать.

Она перестала верить, что папа герой, но стала думать, что ей с ним чертовски, даже больше всего на свете, повезло.

Всем бы такого папу.

– А ты как? – Нока пытается заглянуть отцу в глаза, но он снова обращается не к ней, а к морю. Судя по всему, это его новый друг.

– О, замечательно. Мы с Рейвом иногда гуляем вон по той косе. Он очень много сделал для нашей мамы. Лучшего доктора и пожелать нельзя.

– Твои ноги?

– Ходят потихоньку. Вон с той штукой я могу сам спуститься по лестнице и пройти через всю улицу до пекарни. – Он кивает на трость, потом смотрит на Нимею и хитро подмигивает. – Ношу для нашей мамы оттуда булочки с шоколадом. Как в молодости.

Мистер Нока – симпатичный черноволосый мужчина с лихими молодецкими усами и смуглой кожей. У него большие круглые глаза, морщинки из-за улыбчивого характера и звучный голос.

– Давно спит? – Нимея отрывает взгляд от отца через силу, потому что страх перед матерью почти животный. Сейчас она больше всего на свете боится, что мама проснется и посмотрит пустыми глазами, которые ее не узнают. Уж лучше не знать, что с ней сейчас происходит на самом деле. Пусть хотя бы в фантазиях она останется той мамой, которую Нимея помнила.

– Да уж давненько. А вон, смотри-ка, просыпается. – Мистер Нока поднимается со своего кресла, перехватывает трость и ковыляет к кровати.

Покалеченная во время взрыва нога вот уже два с половиной года доставляла ему проблемы, и сначала казалось, что так будет не всегда. Потом стало очевидным, что как раньше он ходить не будет.

– Иди сюда. Подойди. – Нимея кивает, но не торопится. Стоит в изножье кровати и ждет, когда мама поборет сон. Ее тяжелые густые ресницы трепещут, глаза открываются и снова закрываются, будто сил не хватает даже на это простейшее движение.

– Милая, пришла Нимея. Наша дочь.

Миссис Нока шевелится, пытается приподняться.

– Она тебя не видит, подойди, – настаивает отец.

Сдаться оказывается легко, но решиться сложно. Нимея подходит и снова опускается на колени, только уже перед матерью. Так же тянется к ее руке, лежащей поверх одеяла, но та вдруг ее отдергивает.

– Мам?

Глаза миссис Ноки распахиваются, и они совсем не те, что раньше, а блеклые, серые. Лишенные жизни. Ее руки тянутся вверх в защитном жесте, зубы по-животному скалятся.

– Тс-с… все хорошо. – Нимея отползает.

– Милая, я тебе рассказывал про Нимею, помнишь?

Миссис Нока переводит взгляд на мужа, потом опять на дочь, затихает на пару секунд, и вдруг из ее горла вырывается самый настоящий предупреждающий рык. Любой фольетинец после такого отступит.

– Мам, я отхожу. – Нимея делает шаг назад, перебирая коленями по деревянному полу.

– Ты, наверное, зайди попозже, дорогая, – просит отец, поглаживая руку жены, которая тут же прячет ее под одеяло и трясет головой.

– Хорошо, пап. Мам, я позже…

Миссис Нока снова издает рык, еще хуже прежнего, а потом ее тело трансформируется и в один прыжок достигает Нимеи, которая не успевает сделать даже шаг назад. Они валятся на пол, Нимея перебирает локтями, отползая, спасает руки, отдергивая их от острых клыков старой волчицы, и, пользуясь ее медлительностью, бросается к выходу.

– Нимея! – кричит ей в спину отец. – Она вспомнит. Обязательно…

– Ага… – выдыхает она, прижавшись спиной к двери уже с обратной стороны. В преграду ударяется тяжелое тело. И снова. И еще раз.

При каждом ударе из груди Нимеи вылетает поток воздуха и рыдания. Снова и снова. От страха дрожит все тело. Хочется спрятаться, переждать этот момент, пережить его где-то в другом месте.

Перед глазами все еще стоят клыки и полные злобного страха глаза.

Когда кто-то опускается рядом и протягивает руки, Нимея, не глядя, падает в них. Зарывается носом в мягкую ткань чьей-то футболки, с облегчением теряется в тепле рук и крепких объятий. Как же хорошо.

– Не помнит… напала на меня, как на чужую, – бормочет Нимея, отлично зная, кто рядом. Она пытается освободиться от произошедшего. Просто вылить на Фандера Хардина все накопившиеся эмоции, который непременно выслушает и поймет, ведь у него нет иного выбора.