Дом корней и руин

Я представила их маленькими мальчиками – испуганными, слоняющимися по пустому безмолвному поместью только вдвоем, без какой-либо компании. Все это звучало до невозможности грустно, но мне никак не давало покоя одно обстоятельство – словно колючка, зацепившаяся за рукав.

– Я не могу понять одного: как Жерару могло прийти в голову избавиться от собственных детей?

В комнате повисло напряженное молчание, но меня не покидало отчетливое неприятное ощущение, что они каким-то образом общаются между собой.

– Почему же, они решили оставить сына. Своего любимого сына, – наконец с горечью произнес Виктор.

Легкий взмах пальцев – и все свечи в комнате загорелись пугающе ярким огнем.

– Прекрати, – шикнул Жюлиан.

Через несколько мгновений хищные красные языки пламени превратились в симпатичные огоньки. Виктор повернулся ко мне:

– Из обрывочных объяснений наших гувернеров я понял, что наши… таланты… могли привлечь слишком пристальное внимание благонадежного общества, в которое вхожа наша семья. А вот Александр был признан… куда более приемлемым.

Это звучало ужасно, но очень правдоподобно. Действительно, как Дофина объясняла бы выходки Виктора на очередном званом ужине?

– И вот теперь мне интересно… Все-таки ты провела с нашим братом достаточно много времени… – с напором подключился Жюлиан. – Ты замечала что-то… необычное?

– Нет.

Он прищурился.

– Подумай. Хорошенько подумай. Должно быть хотя бы что-то.

– Я не заметила за ним никаких необычных талантов. По крайней мере, таких, как у вас.

Жюлиан вздохнул:

– Должно же быть что-то. Иначе какой от тебя толк?

Я начала возражать, но он заставил меня замолкнуть одним лишь взглядом.

– Мисс Фавмант, вы видите призраков. Не стоит это отрицать. Здесь нечего стыдиться. Эти дарования лишь делают нас особенными.

– Может быть, в вашем случае это и правда. А меня за такое могут отправить в лечебницу для душевнобольных.

Жюлиан покачал головой:

– Отец никогда бы так не поступил. Ты вообще оказалась в этом доме только из-за этого.

– Дофина захотела, чтобы я написала портрет Алекса, – возразила я. – Это она меня выбрала!

Склонив голову, Виктор внимательно рассмотрел портрет на мольберте и поморщился.

– Конечно, ты не бесталанна, но неужели ты правда считаешь, что оказалась лучшей среди всех художников дальних и ближних земель?

– Да, – ответила я вне себя от возмущения.

Братья переглянулись, и я разозлилась еще сильнее:

– Я хорошая художница.

Жюлиан разочарованно хмыкнул:

– Без обид, но в лучшем случае ты весьма неплоха. Средненькая художница, которая поспешно обручилась с сыном герцога. Неужели тебя никогда не удивляло удачное стечение обстоятельств? Признайся, ведь в глубине души тебя очень смущало стремительное развитие событий? Быстрая помолвка – и тут же начало приготовлений к свадьбе…

Виктор добродушно улыбнулся:

– Не вини себя, если не хотела видеть очевидного. Мы неделями наблюдали, как ты щеголяешь в новых платьях, новых шелковых ночных рубашках, с новыми духами.

Я напряглась, заметив его ухмылку.

– Милая девочка вдали от дома. Девочка со страшной тайной. Девочка, потратившаяся до последнего флорета. Можно на многое закрыть глаза, если тебе предлагают целый новый мир.

Мне хотелось возразить, но я не нашлась что ответить. Во многом он был прав. Жерар никогда не просил приданого. Дофина настаивала на том, чтобы они платили за все. Она утверждала, что ей доставляет удовольствие дарить будущей невестке все самое лучшее в Блеме, и я соглашалась, молчаливая и послушная, как тряпичная кукла. Они, словно искусные садовники, взращивали меня по своему усмотрению, а я, боясь проявить самостоятельность и живя в вечном страхе разоблачения, позволяла им это.

По спине пробежал холодок, будто я вошла в ледяной утренний туман.

– Алекс любит меня, – прошептала я.

В этом я не сомневалась. Что бы ни натворили его родители, какие бы планы ни вынашивал его отец, приглашая меня сюда, я была уверена, что Алекс ничего не знал об этом. Алекс влюбился в меня. По-настоящему полюбил именно меня. Не мой дар… или проклятие. Только меня.

Я ухватилась за эту мысль, согревающую сердце, и не желала сомневаться в ее правдивости. Но на Жюлиана мои слова явно не произвели впечатления.

– Уверен, он так и думает. Однако все события с момента твоего появления в этом доме были тщательно спланированы. Ты и Александр не более чем привитые побеги, пересаженные корни на отцовском рабочем столе. Он экспериментирует со всем, что его окружает. Со своим домом, растениями, семьей. Отсеивает неугодное, прививает желанные черты. Это смысл его жизни.

– Но с какой целью?

Жюлиан вздохнул, как будто моя непонятливость причиняла ему физическую боль, и поднял вверх указательный палец.

– Цель – это ты, – сказал он, затем поднял другой палец, – и Александр. Он свел пальцы вместе. – Вероятно, он рассчитывает, что от вашего союза появится новое, особенное потомство.

У меня пересохло во рту. Я вспомнила Констанс и ее особенных детей.

– Но это же абсурдно… И… мы даже не знаем, ну… может ли Алекс… – Я покраснела и замолкла.

Виктор расхохотался: