Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Два дня спустя Майер Карл в письме недвусмысленно поощрял Дизраэли: «Я убежден, что все правда. Они [Ротшильды] утром получили подробное письмо, в котором разъясняется и подтверждается телеграмма. Автор, недавно говоривший с самим Бисмарком, не испытывает никаких сомнений. Он передает все подробности сокращения армии, которое должно произойти 1 мая, и намекает на более крупные сокращения, которые последуют немедленно в случае положительного ответа Франции».

Ободряющий ответ Дизраэли срочно передали назад, в Берлин. Однако, верный проформе, Стэнли держался прохладно. Он понимал: Дизраэли хотелось, «чтобы мы представили это французам как нашу заслугу и, возможно, вынудили их дать какое-либо обещание в том смысле, что и они в свою очередь начнут разоружаться: когда результат обнародуют, Англия в целом пожнет больше славы… и особенно упрочится правительство»; правда, он «сомневался в выполнимости такой комбинации, какой бы искусной она ни была». Однако в достоверности сведений Майера Карла он был совершенно уверен, заметив на полях первого письма Дизраэли на эту тему: «Они [Майер Карл и Бисмарк] видятся ежедневно». Такие же письма курсировали между Берлином и Лондоном в марте 1869 г. «Старина Б., — сообщал Майер Карл 15 мая, — испытывает определенные дурные предчувствия по бельгийскому вопросу, и все же он думает, что не произойдет ничего такого, что может поставить под угрозу сохранение мира; по его словам, все зависит от императора Франции, и никто не может предвидеть, какие альтернативные планы могут быть у него». Через четыре дня «Б… сидел сегодня рядом со мной в палате… и сообщил мне те же сведения, но он хотел бы знать, каковы планы старины Напа и верно ли известие о союзе с Австрией и Италией».

Их переписка поднимает очевидный вопрос: использовал ли Бисмарк, политик макиавеллиевского склада, Майера Карла с тем, чтобы дезинформировать Лондон и Париж относительно намерений Пруссии? Не приходится сомневаться, что уже в апреле 1867 г. Майер Карл начал отождествлять себя с прусскими интересами — доказательством тому служит его «мы» и «нас», когда он имеет в виду «прусское правительство». Когда его спросили, почему он в 1870 г. проголосовал против предоставления субсидии Сен-Готардскому туннелю, он ответил, что отказал проекту в своей поддержке, «так как я нахожусь в рейхстаге не как представитель Дома Ротшильдов, а как представитель народа, и с этой точки зрения я против любой субсидии иностранным железным дорогам до тех пор, пока государство борется с собственным дефицитом». «Есть известная разница между Пруссией и остальными мусорными [так!] странами», — говорил он накануне Франко-прусской войны. Его слова указывают на то, что и он поддался грубому шовинизму, который после 1866 г. расцвел в Пруссии пышным цветом. Но его слова не следует трактовать как знакомую старую историю «капитуляции» буржуазного немецкого еврейства перед юнкером — государственным деятелем. Не следует и думать, будто Бисмарк хотел одурачить Ротшильдов. Бисмарк, возможно, и ожидал, что вопрос о доступе Южной Германии в его новый союз когда-нибудь приведет к конфликту с Францией; но до марта 1870 г. его нельзя обвинять в том, что он подталкивал Европу к войне. Как он выразился в феврале 1868 г.: «То, что объединение Германии можно продвигать насильственным путем, я тоже считаю вероятным, но… вызывать… катастрофу — дело совершенно другое… Германский союз пока еще незрелый плод». Сигналы, которые Бисмарк посылал в Париж через Бляйхрёдера, также свидетельствовали о его миролюбивых намерениях. Осенью 1868 г., когда Альфонс узнал о слухах, курсировавших в Берлине, что «война неизбежно начнется весной», Майер Карл отнесся к этому скептически: «Я бы не придавал много значения тому, что говорит Бляйхрёдер, так как он в основном повторяет то, что слышит от людей, которые часто играют на понижение, да и он сам всегда предвещает недоброе, когда думает, что это соответствует нашим целям».

У Майера Карла имелись веские основания полагать, что по крайней мере на ближайшее время намерения у Бисмарка мирные. На это указывали все добытые им сведения о финансовом положении Пруссии. Такое впечатление подкреплялось большим количеством новых финансовых возможностей в частном секторе Пруссии, которые последовали за войной 1866 г.