Ротшильды возобновили свой интерес к прусским финансам уже в январе 1867 г., когда Майеру Карлу удалось договориться об участии Франкфуртского и Парижского домов в выпуске 4,5 %-ных государственных железнодорожных облигаций на сумму в 14 млн талеров. Операция стала первой из многих, проведенных совместно с «Дисконто-гезельшафт», директора которого, Адольфа Ганземана, Майер Карл по праву считал новым человеком в стремительно меняющемся мире прусско-германских финансов. Несмотря на прошлые трения, Майер Карл почти сразу же добился, что его вновь включили в консорциум, который занимался прусскими займами: все развивалось так, словно резкие слова 1866 г. никогда не произносились. За этим последовало участие еще в двух займах, предназначенных на покрытие послевоенных расходов Пруссии на оборону: один на 30 млн талеров в марте 1867 г. и еще один на 24 млн талеров — в августе. В мае 1868 г. он разместил еще один заем на 10 млн талеров. В ноябре того же года ему поступило предложение о железнодорожном займе на 20 млн талеров; в мае 1869 г. — еще на 5 миллионов. В каждом случае Франкфуртский дом делил свою долю участия с Лондонским и Парижским домами поровну. «Можешь не сомневаться, — заверял Майер Карл Натти на Рождество 1869 г., — ни один прусский заем или заем для Северогерманского союза не будет и не может быть сделан без моего ведома и участия в операции… Ты знаешь, что я в наилучших отношениях с Кампхаузеном и что Ганземан мой большой друг; поэтому я не боюсь, что произойдет нечто без нашего ведома». В 1870 г., когда Кампхаузен попытался консолидировать прусский долг, Майер Карл смог похвастать, что «наш дом во Франкфурте будет единственной компанией, которой поручено новое урегулирование».
Такие операции в области заимствования, как прекрасно понимал Майер Карл, в известной степени вытекали из постоянных бюджетных затруднений правительства. Нелегко распутать тогдашний клубок финансовых проблем Пруссии из-за разрушительного воздействия войны и политики на официальную статистику. И все же доступные цифры недвусмысленны. Если верить опубликованным бюджетным данным, общая цифра государственных расходов в Пруссии выросла с 130,1 млн талеров в 1860 г. до 168,9 млн талеров в 1867 г.; примерно 40 % разницы объясняются ростом бюджетов армии и военно-морского флота. Однако эти цифры способны пролить свет на дальнейшие события лишь частично, так как фактические расходы были гораздо выше. В 1863–1868 гг. постоянно превышались бюджетные целевые показатели: всего было потрачено примерно на 246 млн талеров больше намеченного. И снова причиной были военные расходы (в том числе обычные, чрезвычайные и внебюджетные): в процентах от общих военные расходы выросли с 23 % в 1861 г. до 48 % в 1866 г. Эти расходы покрывались краткосрочными займами (продажей казначейских векселей берлинским банкам), которые финансировались после 1866 г. выпусками облигаций, описанными выше. Рост государственного долга оказался резким: с 870 млн талеров в 1866 г. до 1 млн 302 тысяч талеров всего три года спустя. Как мы видели, военное финансовое бремя для Пруссии оказалось гораздо меньше, чем для Австрии, и на то есть две главные причины. Во-первых, Пруссия начинала объединительные войны при сравнительно малом долговом бремени; во-вторых, в связи с экономическим ростом в макроэкономических показателях рост долга был скромным — согласно одной оценке, менее 2 % национального дохода. Тем не менее тогдашние рынки облигаций (не знакомые с данными, известными сегодня) пришли в смятение: 1864–1870 гг. считались временем резкого падения цен на прусские облигации, с 91,25 до 78,25.
Майер Карл не сомневался, что Бисмарк по-прежнему остро нуждается в деньгах. «Здесь ощущается такая нехватка денег в казне, — сообщал он в мае 1868 г., — что правительство будет очень нуждаться, если рассчитывает на войну». Попытка осенью 1868 г. выпустить облигации, обеспеченные табачной монополией, провалилась. «Здесь дефицит денег, — сообщал Майер Карл в апреле 1869 г., — [и] последний прусский заем не принес прибыли». Нигде так не ощутимы связи между государственными финансами, личными интересами и внешней политикой, как в письмах Майера Карла в мае того же года:
«