Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

31 мая. Рад сообщить, что королю, слава небесам, гораздо лучше, зато старина Б. страдает от разлития желчи и очень раздражителен… Все мои друзья призывают меня побеседовать с ним и узнать о новых финансовых мерах, но не мне вам говорить, как это для меня неприятно, особенно когда все, что ты говоришь, публикуется во всем мире и обычно истолковывается неверно…

3 июня. Старина Б. говорит, что он болен, но я считаю, что он просто очень расстроен, поскольку все его новые замыслы оканчиваются неудачей, а либеральная партия настроена решительно и выступает против любых мер, что вряд ли принесет изменения в систему…

5 июня

. Старина Б. снова здоров и считает, что его план одобрят в парламенте Таможенного союза, хотя я вполне уверен, что налог на нефть будет отклонен, так как все либералы решили голосовать против него, и единственным последствием станет то, что ему придется прибегнуть к либеральным мерам.

10 июня. Старина Б. так возмущен противодействием, с которым он столкнулся, что поговаривает об отставке, но это его старый трюк, в который никто не верит…»

Самым убедительным доказательством финансовых затруднений Пруссии стал категорический отказ от предложенного ее правительством лотерейного займа на 100 млн талеров, обеспеченного прусскими железными дорогами[75]

. Только после того, как фон дер Хейдта на посту министра финансов сменил Кампхаузен, Майер Карл преисполнился оптимизма относительно финансового будущего.

Однако, несмотря на неоднократные безуспешные попытки Бисмарка добиться адекватных — и, что еще важнее, неконтролируемых политически — налоговых поступлений для Пруссии и нового Северогерманского союза, частные финансы в Германии переживали ажиотаж. Тогда начался первый этап того, что позже получило название эпохи грюндерства, для которой характерно было большое количество новых акционерных компаний, учрежденных в 1866–1873 гг. «Вы и понятия не имеете, какая здесь сейчас конкуренция, — сообщал Майер Карл в марте 1870 г.; — это больше чем мания и заразная болезнь… как холера». В тот лихорадочный период сотрудничество Майера Карла с Ганземаном принесло ему доли в бесчисленных операциях: он участвовал в займах, предоставленных таким городам, как Данциг и Кенигсберг, а также Силезской и Магдебургской железным дорогам и линии Кельн — Минден. И здесь имелся повод для оптимизма в связи с международным положением: одним из самых амбициозных новых банков, учрежденных в тот период, стал «Прусский ипотечный банк», созданный по образцу «Креди фонсье». Изначально задуманный Абрахамом Оппенгеймом (хотя Майер Карл так не считал), в 1870 г. проект был доведен до логического завершения Ганземаном, который отнесся к нему всерьез. С точки зрения Бисмарка, внутри страны очевидна была притягательность такого учреждения: появился способ примирить землевладельцев, живших на восточном берегу Эльбы, с новой либеральной эпохой — путем дешевых кредитов. Как заметил Майер Карл, «король очень желает обзавестись прусским „Креди фонсье“, чтобы польстить новым дворянам, которые относятся к нему с огромным благоговением». Однако нам интереснее международное значение данного плана: с самого начала банк должен был стать франко-прусским предприятием, причем у парижского «Креди фонсье» был бы контрольный пакет, вместе с «Парижским банком» и французскими Ротшильдами[76]. И здесь, наверное, не стоит подозревать скрытые мотивы со стороны Бисмарка. Хотя он прекрасно знал о неминуемом кризисе в Испании, когда 26 июня Бляйхрёдер сообщил ему о новой эмиссии «Креди фонсье», его молчание на эту тему не было призвано перекачать французский капитал накануне войны; Бисмарк просто хотел, чтобы французские Ротшильды по-прежнему играли свою привычную роль в прусских финансах. Истинное значение той эмиссии заключается в огромном успехе, каким она пользовалась в Париже, — какая недальновидность со стороны бонапартистской биржи!