Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Сходные обвинения в самодовольстве в тот же период выдвигались против Французского дома. В 1875 г. Анри Жермен из банка «Лионский кредит» заметил, что Альфонс придает деловым вопросам «такое значение, какое не способствует успеху. Он никогда не выходит сам, а всегда ждет, когда к нему придут и найдут его». Палмаде считал, что к тому времени Ротшильды уже были «на спаде», уступив главенство во французской экономической жизни промышленникам вроде Шнейдера. В одном исследовании, опубликованном в 1914 г., высказывалась мысль: хотя фамилия Ротшильд продолжала фигурировать в крупных займах, выпущенных на французском рынке, на самом деле большинство новых облигаций размещали депозитные банки. Дом Ротшильдов сохранял свое «нравственное» влияние — особенно в тех делах, где большую роль играли дипломатические факторы, — но подлинная финансовая мощь Парижского дома, как считалось, приходит в упадок.

Доказательства в поддержку такой точки зрения можно найти в личной переписке партнеров: там часто повторяются жалобы на происки конкурентов, например. «Другие становятся миллионерами, — ворчал Майер Карл в 1869 г., — а публика… смеется над нашей постоянной глупостью».

«Дело в том, — мрачно продолжал он на следующий год, — что все эти ассоциации [то есть акционерные банки] настолько сильны и находят столь всеобщую поддержку, что они не хотят нашего участия

[и] будут только рады, если мы предоставим все им

, как и публику больше не волнуют имена, и она просто хочет прибыли… Бесполезно… думать, будто наше положение то же, что было 30 лет назад. Если мы не хотим остаться в полной изоляции, мы должны двигаться вместе со всеми, и я не сомневаюсь, что вы придерживаетесь такого же мнения, так как все эти банки пытаются противостоять нам, где только можно, и готовы на любые жертвы, лишь бы показать, что они так же сильны и влиятельны, как… и мы… Вы и понятия не имеете, как велика конкуренция и каким трудным становится наше положение рядом со всеми этими новыми банками, которые просто хотят показать, что они способны нас вытеснить».

Такое положение не было просто временной чертой эпохи грюндерства. В 1906 г. Натти яростно нападал — больше чем с намеком на зависть — на своего бывшего ученика «Варбурга из Гамбурга… похожего на лягушку из басни… Он раздулся от тщеславия и верит, будто способен управлять европейскими рынками… и старается принять участие… во всех крупных синдикатах». Время от времени в письмах по-прежнему проскальзывает самодовольство. «Я разделяю твое мнение, мой дорогой Альфред, — писал Альфонс в 1891 г., — и тоже не боюсь ни конкуренции, ни угроз министров финансов. Мы должны заниматься только операциями, которые нам подходят, на условиях, удобных нам». «Мы рады и дальше двигаться будничной рысцой, — писал Натти в 1906 г. (в письме, где он критиковал методы „Лионского кредита“), — и вполне довольны… Несомненно, Жермен был весьма способным администратором и необычайно хорошим организатором; но мы настолько старомодны, что считаем систему, с помощью которой он проводил свои операции, по сути порочной».

Однако — как будет показано ниже — нельзя однозначно сказать, что после 1878 г. дела у Ротшильдов действительно шли так плохо в смысле прибыли и капитала (конечно, цифры были недоступны современникам, не имевшим отношения к компании). Более того, продолжительная деятельность ключевых фигур — особенно Натти, Альфонса и Альберта — до некоторой степени компенсировала слабость таких партнеров, как Альфред, Фердинанд и Натаниэль. У партнеров, естественно, случались размолвки и даже ссоры; но в них не было ничего нового. Если проблема и существовала, то она заключалась в том, что в мире уже не было идеального соответствия для деятельности многонационального частного банка с штаб-квартирами в Лондоне, Париже, Франкфурте и Вене. В системе Ротшильдов и раньше возникали конфликты интересов между отдельными домами; но начиная с 1860-х гг. подобные конфликты все чаще обострялись и в конечном счете в начале 1900-х гг. привели к дезинтеграции системы партнерства. Хотя определенную роль в этом процессе играли личные факторы, все же в первую очередь к такому результату привела цепь экономических и политических событий, которые находились вне власти Ротшильдов: сегментация европейского рынка капитала, политические последствия войн 1859–1871 гг. и переориентация британских и французских зарубежных инвестиций на внеевропейские рынки.