Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Ротшильды по-прежнему поддерживали и формулировали теоретические положения своей системы. «Когда все четыре дома Ротшильдов действуют под собственными именами, — заявил Майер Карл в 1862 г., — они поистине не нуждаются в помощниках». Лучшим ответом на рост конкуренции, писал Альфонс год спустя, станет «новое укрепление связей, которые объединяют наши дома и связывают все наши силы общей нитью». «Мы должны держаться вместе, — объявил Джеймс в 1865 г., — но для этого каждый должен идти рука об руку с другим, чтобы быть уверенным, что нет различий между разными частями компании и что один дом поощряет другой и точно информирует его о своих операциях, и ни один, ни другой [дома] не стараются ничего выгадать для себя». Его завещание, наверное, стало последним проявлением прежней философии партнерства, которому такая философия досталась напрямую от Майера Амшеля. Однако и после его смерти сыновья и племянники продолжали утверждать, что прежняя система действует. В 1895 г. они снова повторяли любимую мантру. «Каждый дом делает то, что считает наилучшим, — писал Майер Карл, — но, с другой стороны, им известно, что все дома связаны между собой, и по этой причине ни один дом не приступит к операции, которая, насколько ему известно, идет вразрез с интересами одного из других домов».

Практика, однако, не всегда подтверждала их конфедеративные принципы. Судя по всему, первым очевидным признаком раскола стало одностороннее решение Адольфа в 1863 г. выйти из компании и закрыть Неаполитанский дом на том основании, что неаполитанский рынок «утратил свое значение». Это беспрецедентное событие потрясло Джеймса; на решение вопроса ушло несколько месяцев переговоров. Признаком нового подозрительного настроя послужило и то, что до окончательного урегулирования всех спорных вопросов Адольф потребовал три месяца на изучение гроссбухов других домов; он даже угрожал открыть новый, независимый банк, если ему не позволят поступить, как он хочет. Он добился своего. 22 сентября 1863 г. Адольф вышел из компании, забрав свою долю в размере 1 млн 593 тысяч 777 ф. ст., более или менее эквивалентную капиталу Неаполитанского дома (1 млн 328 тысяч 025 ф. ст.), который прекращал свою деятельность. Однако его попыткам продолжать дела в Италии в полунезависимой роли, очевидно, воспротивился Джеймс. Он поносил племянника, называя «никудышным» и «большим болваном»; как Джеймс признавался сыновьям, ему хотелось «послать его к дьяволу… но он не заслужил чести, чтобы писать ему». В особенную ярость Джеймс пришел, узнав, что Адольф намерен составить Парижскому дому конкуренцию на туринском рынке. Адольфа, отказавшегося от своего права по рождению, в семейном кругу предали анафеме, хотя внешне Джеймс старался умиротворить племянника, чтобы тот не перешел в лагерь «Креди мобилье». В конце концов Адольф отказался от окончательного разрыва. Он полностью отошел от дел, продал фамильную резиденцию в Неаполе и остаток жизни наслаждался своей коллекцией произведений искусства в Преньи.

Вторым признаком неприятностей стала растущая автономия Венского дома при Ансельме. Конечно, все началось еще до договора 1863 г. Когда Адольф объявил, что выходит из компании, Ансельм, судя по всему, решил покончить с технически подчиненной ролью Венского дома по отношению к Франкфурту, хотя семейный адвокат Райнганум посоветовал ему этого не делать (по существу, проблема заключалась в том, что у Ансельма имелась личная доля в 25 % в совокупном капитале компании, хотя сам Венский дом по-прежнему был гораздо меньше остальных). Такая диспропорция привела к значительному ухудшению отношений Ансельма с остальными членами семьи. В 1867 г. Джеймс «считал ассоциацию иллюзорной, учитывая новые взгляды, с какими наш дорогой дядюшка [Ансельм] к ней относится». Ансельм счел необходимым защищаться, обвинив Парижский дом в том, что он обращается с ним как с простым «агентом или корреспондентом». Дабы подкрепить свою точку зрения, он выплатил все непогашенные задолженности Венского дома Франкфуртскому на два года раньше срока, что усилило трения между ним и Майером Карлом. За этим в 1870 г. последовал такой же бухгалтерский «развод» между Лондоном и Веной.

Отношения между Парижским и другими домами также немного ухудшились, и не только из-за политических волнений 1870–1871 гг.