Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Для договоров о сотрудничестве, составленных после 1874 г., характерны три важных черты. Во-первых, после прецедента, созданного Адольфом, партнеры начали изымать из компании значительные капиталы, не стремясь жить единственно на фиксированные проценты. Впервые этот вопрос возник в 1869 г., очевидно, по предложению лондонских партнеров, когда обсуждались суммы порядка 500 тысяч ф. ст. на каждый дом. К 1872 г. цифра выросла до 700 тысяч ф. ст., потому что, как выразился Альфонс, «дома так процветают, что вычет капитала не причинит никакого вреда». Естественно, Ансельм был против любого вычета капитала в Венском доме. Однако его смерть устранила принципиальное препятствие, и в новый договор 1874–1875 гг. включили пункт, по которому позволялось изъять не менее 8 миллионов из совокупного капитала в 35,5 млн ф. ст. В договоре 1879 г., составленном после смерти Лайонела, процедура повторилась: на сей раз изъяли 4,7 млн ф. ст., сократив совокупный капитал до 25,5 млн ф. ст. Еще полмиллиона было изъято после смерти Джеймса Эдуарда в 1881 г., а затем в конце года последовали еще 3,8 миллиона. По договору 1887 г. (через год после смерти Майера Карла) изымалось 3,4 млн ф. ст., по договору 1888 г. — еще 2,7 млн ф. ст., и еще 2,8 миллиона изъяли в 1898 г., а год спустя — еще 1,1 миллиона; 6,4 млн ф. ст. изъяли после смерти Вильгельма Карла, 2 млн ф. ст., когда умер Артур, 1,4 млн ф. ст. — когда умер Натаниэль и 4,5 миллиона — когда умер Альфонс[124]

. Всего в 1874–1905 гг. из компании было изъято 41,3 млн ф. ст. Если бы эти деньги остались в деле, капитал компании в 1905 г. вдвое превышал бы тот, что остался (37 млн ф. ст.). Примечательно уже то, что Ротшильды могли себе позволить такие огромные сокращения капитала; однако еще показательнее то, что они больше не вкладывали прибыль назад, в семейную компанию.

Если не считать очевидной потребности урегулировать завещания скончавшихся партнеров, официально такие действия оправдывала необходимость поддерживать некоторое равновесие между долями различных партнеров; однако на деле все происходило совсем не так. По условиям договора 1863 г., доли были равными: по 25 % у Джеймса, у Ансельма (как сына Соломона), сыновей Натана и сыновей Карла. По условиям же договора 1879 г. сыновьям Джеймса причитались 31,4 %, сыновьям Ансельма — 22,7 %; Майеру Карлу и Вильгельму Карлу — 22,3 %; сыновьям Лайонела — 15,7 % и сыновьям Ната — 7,9 %. Из-за того что сыновья Ната были французами по рождению и образованию, можно было ожидать, что они в любом споре будут поддерживать парижан и согласятся выделить французским партнерам гораздо бо‡льшую долю, чем остальным, хотя и не мажоритарный пакет. Из-за особенностей законов о наследстве эти цифры несколько изменились, однако преобладание французов сохранилось. К 1905 г. у французских партнеров было около 46,8 % совокупного капитала по сравнению с 22 % Вены и 20 % Лондона. Расхождение между личными и начальными долями объясняется тем, что в результате родственных браков и наследования австрийские и английские Ротшильды держали в Парижском доме значительные индивидуальные пакеты ценных бумаг. В этом смысле компания в самом деле оставалась единым многонациональным предприятием до тех пор, пока не приостановила деятельность (в период между октябрем 1905 и июлем 1909 г.).

Во-вторых, после 1874 г., с увеличением числа партнеров (в 1879 г. их стало 12), необходимо было четко разграничить права активных и «спящих» партнеров. Например, Лайонел и Энтони были непреклонны в том, что рожденные во Франции сыновья Ната Джеймс Эдуард и Артур не должны становиться полноправными партнерами по праву наследия, так как их отец управлял Лондонским домом. В договоре 1875 г. было также заявлено, что из сыновей Ансельма ни Натаниэля, ни Фердинанда не допустят к управлению компанией[125]. Любопытно, что тогда остальные партнеры попытались «подрезать крылья» Венскому дому: по условиям договора, Альберт «не имел права совершать важную операцию, не проконсультировавшись заранее с другими домами и не получив одобрения по крайней мере одного из них». Еще одним «спящим» партнером был Анри, сын Джеймса Эдуарда. Однако никакого различия не делалось между главными и подчиненными партнерами: в том, что касается доли капитала, у Альфонса всегда был равный статус с братьями Гюставом и Эдмондом; и с Натти, Альфредом и Лео по договору о сотрудничестве обращались как с равными, хотя главным в Нью-Корте считался, несомненно, Натти. То же самое можно сказать и о Франкфуртском доме, где главным партнером считался Майер Карл. Разногласия дошли до того, что они с братом Вильгельмом Карлом почти не разговаривали — они даже воздвигли перегородку поперек их общего стола, чтобы не видеть друг друга, когда подписывают письма.