Важнее любой гарантии был успех, с каким Ивлин Бэринг стабилизировал египетские финансы. Займы 1890 и 1893 гг. были конверсионными; их выпустили, чтобы снизить проценты по египетскому долгу. Египетские националисты напрасно пытались изобразить произошедшее как победу иностранных инвесторов над интересами Египта: при Бэринге имели место значительные инвестиции в инфраструктуру (железные дороги и, самое известное, Асуанская плотина, построенная в 1898–1904 гг.); однако абсолютное долговое бремя понизилось с пика в 106 млн ф. ст. в 1891 г. до 94 млн ф. ст. в 1913 г., а вместе с ним — и налогообложение на душу населения. Другими словами, в начале периода долговое бремя в десять раз превышало текущий доход; к концу периода превышение стало всего пятикратным. Британский финансовый контроль оказался таким строгим, что вскоре Ротшильды начали жаловаться, что их комиссионные по египетским делам сократились. Возможно, отчасти этим объясняется, почему после 1907 г., когда Бэринг покинул Египет, Ротшильды все больше уступали место Эрнесту Касселю. Правда, вероятнее всего, Натти боялся, что британский контроль скоро исчезнет перед лицом возрождающегося египетского национализма.
Самую большую цену за переход к официальному британскому контролю заплатили не держатели облигаций и не налогоплательщики, а внешняя политика Великобритании. В 1882–1922 гг. Великобритании пришлось не менее 66 раз обещать другим великим державам, что она покончит с оккупацией Египта, но все попытки изгнать Великобританию из Египта оканчивались неудачей из-за непримиримых противоречий других держав. В сентябре 1855 г. Натти попросили прощупать почву в Берлине относительно замысла Драммонда Волфа заменить в Египте британские войска турецкими. Герберт, сын Бисмарка, ответил от имени отца решительным отказом. Мысль о «нейтральном статусе Египта под опекой Великобритании», которая курсировала в 1887 г. в министерстве иностранных дел, также была обречена на неудачу; французы заставили султана отказаться. На практике учредили «завуалированный протекторат» (по выражению Милнера) и создали важный прецедент — о чем предупреждал Гладстон еще во время покупки акций Суэцкого канала.
В конечном счете ирония судьбы заключается в том, что одним из главных бенефициариев оказался не кто иной, как сам Гладстон. В конце 1875 г., возможно, еще до того, как его главный соперник купил акции Суэцкого канала, Гладстон приобрел по номиналу за 45 тысяч ф. ст. облигаций османского займа по египетской дани 1871 г. всего по 38. Как показал редактор его дневников, в 1878 г., когда проходил Берлинский конгресс, он добавил к ним еще на 5 тысяч ф. ст. облигаций (по номиналу); а в 1879 г. еще на 15 тысяч ф. ст. облигаций османского займа 1854 г., который также был обеспечен египетской данью. В 1882 г. египетские облигации составляли не менее 37 % его портфеля (51 500 ф. ст. по номиналу). Еще до военной оккупации Египта — приказ о которой отдал он сам — эти ценные бумаги оказались выгодной инвестицией: летом 1882 г. облигации 1871 г. подскочили с 38 до 57, а за год до того достигали даже 62. После оккупации Египта Великобританией ее премьер-министр получил еще больше прибыли: к декабрю 1882 г. облигации 1871 г. выросли до 82. К 1891 г. они достигли 97 — прирост капитала составил более 130 % от его первоначальной инвестиции в одном только 1875 г. Ничего удивительного, что однажды Гладстон назвал государственное банкротство Турции «величайшим из всех
Глава 10
Партийная политика
У нас был Дизи… [Наш] друг [пребывает] в очень хорошем расположении духа и вовсе не огорчен яростными нападками в палате. Что вы скажете, узнав, что еще один гость, который сейчас, пока я пишу, находится с дорогой Ма… мне только что передали, что знаменитый мистер Гладстон пьет с ней чай и ест хлеб с маслом; сомневаюсь, что он зайдет повидать меня.