Домби и сын

М-ръ Домби говорилъ съ одушевленіемъ, и лицо его почти побагровло отъ сильнаго волненія, въ какомъ до этой поры даже Каркеръ никогда его не видалъ. Мало-по-малу, однако, онъ пришелъ въ обыкновенное положеніе и заключилъ свою рчь боле спокойнымъ, хотя не мене величественнымъ тономъ:

— Итакъ, м-ръ Каркеръ, вы примете на себя трудъ представить вниманію м-съ Домби этотъ важный пунктъ со всми подробностями, которыя къ нему могутъ относиться. Не забудьте, что онъ долженъ составить первую статью въ порученіи, на васъ возложенномъ.

М-ръ Каркеръ вышелъ изъ-за стола, поклонился и съ задумчивымъ видомъ остановился передъ каминомъ, опустивъ свой гладкій подбородокъ на бархатную руку. Въ его взор, обращенномъ на м-ра Домби, выражалось самое злобное, мефистофелевское лукавство и вмст сознаніе полнаго торжества надъ своимъ великимъ командиромъ. М-ръ Домби, между тмъ, снова принявъ величественную позу, изволилъ любоваться на заморскую птицу, которая для его удовольствія выбивалась изо всхъ силъ, гарцуя около своего большого обручальнаго кольца.

— Прошу извинить, — сказалъ Каркеръ, усаживаясь опять на стулъ противъ м-ра Домби, — но для меня необходимы нкоторыя поясненія. Знаетъ ли м-съ Домби, что вы намрены сдлать меня органомъ вашего неудовольствія?

— Знаетъ.

— A зачмъ она знаетъ? — быстро возразилъ Каркеръ.

— Какъ зачмъ? — я ей говорилъ.

— Такъ. A зачмъ вы говорили, смю спросить? Извините, — продолжалъ Каркерь, улыбаясь и положивъ свою бархатную руку на плечо м-ра Домби, — но мн надобно хорошо знать сущность дла, чтобы тмъ успшне совершить важное порученіе, отъ котораго, нтъ сомннія, должны произойти самыя благодтельныя послдствія. Кажется, впрочемъ, я съ удовлетворительною ясностью представляю себ главныя обстоятельства. Я не имю счастья пользоваться добрымъ мнніемъ м-съ Домби. Въ моемъ положеніи, разумется, было бы глупо на это разсчитывать, но все же мн надобно уяснить этотъ пунктъ. Потрудитесь же сказать, точно ли м-съ Домби гнвается на меня?

— Можетъ быть.

— Слдовательно, для нея тмъ непріятне будетъ узнать о вашемъ неудовольствіи именно черезъ меня?

— Каркеръ, я вамъ говорилъ и еще повторяю, что нтъ никакой надобности вамъ или мн принимать въ соображеніе тотъ или другой образъ мыслей м-съ Домби. Пусть предположеніе ваше справедливо; что же изъ этого?

— Извините. Но если я хорошо васъ понимаю, дло идетъ, кажется, о томъ, чтобы унизить, во что бы то ни стало, гордость м-съ Домби… я осмлился употребить это слово для выраженія качества, которое, будучи приведено въ свои приличныя границы, неоспоримо содйствуетъ къ возвышенію очаровательныхъ прелестей леди, столь знаменитой по своей красот и талантамъ. Словомъ сказать, сэръ, вы хотите наказать… то есть, не то, чтобы наказать, a обратить свою супругу къ предламъ подчиненности, которая теперь отъ нея требуется по естественному и законному праву.

— Каркеръ, вамъ должно быть извсгно, что я не привыкъ никому отдавать подробныхъ отчетовъ въ своемъ поведеніи. Я вамъ не возражаю и не хочу возражать. Но если вы сами имете что-нибудь сказать противъ изложенныхъ пунктовъ, — говорите; это другой вопросъ. Признаюсь, однако, я никакъ не предполагалъ, чтобы довріе мое, въ какомъ бы то ни было случа, могло васъ унизить…

— М_е_н_я унизить! О, Боже мой! — воскликнулъ Каркеръ, всплеснувъ руками.

— Или поставить васъ въ ложное положеніе!

— М_е_н_я въ ложное положеніе! — возразилъ Каркеръ, исполненный горестными чувствованіями, — я горжусь… я съ величайшимъ восторгомъ готовъ взяться за исполненіе вашего порученія, и будьте убждены, я сумю оправдать довріе, котораго меня удастаиваютъ. Признаюсь, мн никакъ бы не хотлось быть предметомъ постояннаго негодованія леди, къ ногамъ которой собираюсь повергнуть свое ревностное усердіе; она ваша супруга, и этого довольно, чтобы я питалъ къ ней глубокое уваженіе, но при всемъ томъ ваше желаніе было и будетъ для меня священнымъ закономъ, предъ которымъ уничтожаются всякія другія отношенія. Къ тому же, какъ скоро м-съ Домби обратится на истинный путь, отказавшись отъ мелкихъ заблужденій, легко объясняемыхъ новостью ея положенія, то я смю надяться, она увидитъ тогда въ моемъ слабомъ участіи зародышъ глубочайшаго къ вамъ уваженія и пойметъ, что я готовъ пожертвовать для васъ всми благами на свт. Вотъ это только и утшаетъ меня въ настоящемъ положеніи, которое, согласитесь, слишкомъ затруднительно для всякаго, кто проникнутъ сознаніемъ чести и долга. Заране радуюсь успху возложеннаго на меня порученія и не сомнваюсь, что благоразумное объясненіе еще боле укрпитъ нжнйшія узы любви и уваженія, которыми соединена съ вами прелестнйшая, прекраснйшая, очаровательнйшая изъ всхъ женщинъ.

Въ эту минуту м-ръ Домби, казалось, опять увидлъ руку очаровательнйшей женщины, протянутую къ дверямъ, и въ сладкомъ язык повреннаго агента опять услышалъ повтореніе словъ: "Мы чужіе съ этого времени, и ничто не можетъ насъ боле удалить другъ отъ друга!" Но онъ скоро прогналъ этотъ фантастическій образъ и, не измняя своего ршенія, сказалъ:

— Конечно, Каркеръ, конечно. Я не сомнваюсь.