– Неужели? – Дэвид неуютно заерзал. – Люди чего-то ждут от меня. Когда я был ребенком, все ждали чего-то особенного. У меня были достоинства, ты прав, но я постоянно сознавал, что не могу быть обычным, в точности как это было с тобой. – Вспомнилась школа, то, как он погружался в бассейн. Вниз, к тишине, к покою. – Так или иначе, я сам навлек на себя беду. Я вступил в Сопротивление, обманывал жену и всех, с кем работал, потому что…
– Почему?
– Потому что в глубине души я был очень злым. И наверное, всегда. – Он повернулся к старому другу. – И ты, должно быть, тоже, Фрэнк. Ты ведь наверняка злишься?
Фрэнк пожал плечами:
– Не знаю. Может быть. Но какой прок сердиться на судьбу? – Голос его понизился до шепота. – Бояться – это да, ведь ты не можешь изменить судьбу, не можешь ничего сделать.
– Ты вытолкнул брата в окно.
– Это был несчастный случай. Но он и вправду заставил меня выйти из себя. Мне следовало держать себя в руках. – Фрэнк заговорил с неожиданным напором. – Если бы я этого не умел, в клинике все вытряхнули бы из меня. Ты – должен – держать – себя – в руках, – с расстановкой и яростно заявил он. – Этому я научился в школе.
– Спокойно, Фрэнк, спокойно. Никто здесь не желает тебе зла. Ни мистер О’Ши, ни все мы.
– Замечательно.
– Нужно иметь немалую выдержку, чтобы не выдать то, что сказал тебе брат, – когда ты был один в клинике и в полиции.
– Не стоило тебе рассказывать этот секрет про бомбу. Прости, но это… слишком серьезная вещь, чтобы ее вынести. – Он поглядел на Дэвида с неожиданной резкостью. – Ты никому не сказал?
– Я же обещал, что не скажу.
– Знаешь, в поле… я подумал, что если ты узнаешь, как это важно, то поймешь, что мне нужно умереть.
– Не нужно, Фрэнк. Мы выберемся. И ты тоже дал обещание, помнишь? Остаться в живых.
– Помню. – С минуту висела тишина, затем Фрэнк сказал: – Каково будет жить там, в Америке? Мне доводилось встречать американцев, они всегда такие шумные. Потом, эти гангстеры в фильмах. Но страна большая, ведь так? Быть может, я где-нибудь найду покой? Как думаешь, Дэвид, у меня получится?
– Надеюсь, что да.
– А куда поедешь ты? Ты и твоя жена?
– Не знаю, как насчет Сары, но я бы хотел поехать в Новую Зеландию. Это хорошее место. Там живут достойные люди, которые ненавидят это фашистское дерьмо.
– Вы разве не вместе поедете?
Фрэнк выглядел удивленным.
– Я не знаю.
– Никуда мы не попадем, Дэвид, ты же знаешь, – сказал спокойно Фрэнк. – Это только мечты. Немцы меня схватят.
– Не схватят. Ну же, Фрэнк! Пока все идет успешно. Нужно быть оптимистом.
Фрэнк потянул за нитку, торчавшую из матраса.
– Ты говоришь, что у вас на случай прихода немцев есть капсулы с цианидом. А эта Наталия застрелит меня, чтобы я не попал к ним в руки. Но что, если у вас не будет шанса? Дэвид, я тоже хочу иметь капсулу с цианидом. Я не воспользуюсь ею, если нас не схватят, обещаю, но я… я хочу иметь равные с вами шансы.
Дэвид посмотрел на него. Наталия и Бен никогда не рискнут предоставить Фрэнку новую возможность для самоубийства. Американцам он нужен живым, к тому же Бен и Наталия тоже прониклись сочувствием к бедняге и не позволят ему умереть.
– Я переговорю с ними, – сказал он.
Фрэнк кивнул. Но по выражению лица Дэвид видел, что его друг не верит в положительный исход. «Есть в нем какое-то сверхъестественное чутье, – подумалось Дэвиду. – Чутье преследуемого зверя».
После завтрака Бен убедил Фрэнка сойти вниз. Эйлин ушла, чтобы купить кое-что и встретиться со связным из Сопротивления. Они расположились в зале. Джефф по-прежнему казался больным, он часто кашлял – звук получался сухой, резкий. Бен предложил сыграть в какую-нибудь настольную игру – Эйлин обмолвилась, что в соседней комнате есть несколько штук. Дэвид пошел за ними и включил свет – из-за тумана в помещении было сумрачно. В комнате стоял немного затхлый запах мало используемой «лучшей гостиной». Под столом обнаружилась коробка с играми: шахматы, шашки и «Монополия».
Следующие несколько часов они играли в «Монополию», словно на какой-то причудливой семейной вечеринке. Фрэнк оказался самым удачливым игроком, рядом с ним высилась куча денег.
– Так ты у нас монопольный капиталист, Фрэнк, вот ты кто! – воскликнул Бен в шутку. – Все деньги у меня забрал, ничего не оставил.
У Фрэнка был довольный вид.
– Я просто стараюсь думать наперед, вот и все.
Бен покачал головой:
– Мне доводилось игрывать, пока я мотал срок, и я был очень неплох, но ты просто чертов гений, приятель.
– За что вас посадили в тюрьму? – спросил Джефф. – За политические убеждения?
Бен впился в него взглядом:
– Нет. В школе я был непослушным мальчиком и совершал плохие поступки. По крайней мере, так посчитали власти Глазго. В семнадцать я получил два года в борстале и хорошую порцию березовых розог.
Дэвиду вспомнились рубцы, которые он заметил на теле Бена вчера вечером.
– Тут и настал конец многообещающей карьере, – продолжил Бен. – Родители от меня открестились, сволочи старые. Впрочем, отсидка привела меня в политику: тамошний народ как следует просветил меня насчет классовой системы. Поэтому я о тех годах не жалею.