Доминион

Гюнтер и Сайм ехали в Бирмингем. Дворники ползали по лобовому стеклу, смахивая морось. Сайм выглядел озабоченным, прикуривал одной рукой сигареты. Подозревает Манкастера, предположил Гюнтер; повидавшись с ним, инспектор не может поверить, что такой человек способен иметь опасные политические связи. Значит, здесь кроется что-то другое.

– Вы давно были в Берлине? – спросил Гюнтер, чтобы завязать разговор.

– Пять лет назад. Бьюсь об заклад, он сильно переменился с тех пор. Все эти громадные новые здания должны быть готовы к Олимпийским играм шестидесятого года, так ведь?

– Да. Но есть проблемы с возведением громадных строений на песчаной почве. Строители все еще заливают фундаменты. Но надеются закончить в срок. – Немец улыбнулся Сайму. – В центре Берлина стоит густая пыль. У многих жителей появились проблемы с легкими.

– У вас там дом?

– Всего лишь квартира. У нас с женой был дом, но его продали при разводе.

– Быть может, если дела на севере пойдут хорошо, я сумею подкопить деньжат и взять в ипотеку дом нормальных размеров. Тогда и поищу симпатичную девчонку, которая не будет сетовать, что ей уделяют мало внимания.

– Да. Нет ничего важнее семьи и дома, – с грустью промолвил Гюнтер. – Я надеюсь по весне навестить сына. В Крыму.

– Там есть проблемы с русскими террористами?

– Только не в Крыму. Мы очистили полуостров от туземцев десять лет назад. Теперь там живут только немецкие колонисты. Стало безопасно, хотя бывают нападения на поезда, следующие из Германии. В последнее время мы усилили защиту путей, и таких случаев все меньше. – Гюнтер помолчал. – Россия велика. Думаю, лишь следующее поколение сумеет установить над ней полный контроль. Это величайшая из завоевательных войн в истории.

Сайм повернулся и посмотрел на него:

– Говорят, что Шпеер и армия не прочь заключить мир с русскими, сохранив за ними территории к востоку от Москвы. Геббельс тоже, как я слышал.

– Нет, – заявил Гюнтер твердо. – Мы закончим начатое. Истребим жидобольшевизм навеки.

Сайм рассмеялся, к нему вернулось хорошее настроение.

– Что ж, мы вносим в эту борьбу свою лепту, с учетом сегодняшних событий. В какие времена живем! Охренеть как возбуждает, а?

На миг в его речи снова проскользнул выговор кокни.

«Да, – подумал Гюнтер. – Видно, ты не против пощекотать нервы. А вот я чувствую себя постаревшим и усталым до срока».

Машина катила по сельской местности. Казалось, это воскресенье ничем не отличается от любого другого. Впрочем, однажды на железнодорожном переезде им встретился товарный поезд с закрытыми вагонами, медленно ехавший на юг. На секунду Гюнтеру показалось, что из вагонов доносятся слабые крики, но он не был в этом уверен, а Сайм вроде бы ничего не заметил.

На окраинах Бирмингема тоже было в общем спокойно, хотя временами мимо проносились «Черные Марии» с ревущими сиренами. На улочке в одном из предместий Гюнтер увидел два таких фургона, припаркованных у дома, где, видимо, случилась заваруха. Но толком ничего не разглядел – туман был слишком густым.

Они въехали в центр города, полный готических викторианских зданий, черных от сажи. Прохожих встречалось мало, зато по улицам ходили патрули из вспомогательных. Гюнтер заметил нескольких полицейских у закрытых дверей церкви: они спорили с несколькими людьми, на одном из которых был белый воротничок священника.

– Я вам говорил, что от этих церковников будут проблемы, – заметил Сайм. – Почти уже приехали – штаб-квартира Бирмингемского особого отделения за углом, на Корпорейшн.

Они свернули на широкую торговую улицу и затормозили у двери с синей лампой над ней. Здесь были припаркованы еще несколько автомобилей. Гюнтер увидел очередь, спускавшуюся с крыльца здания и тянувшуюся вдоль улицы. Двое вспомогательных стояли у дверей, еще двое прохаживались вдоль очереди, следя за порядком. Когда Гюнтер и Сайм выбрались из машины, к ним подошел один из окси, стоявших у дверей, – очень крупный, но еще молодой, с россыпью прыщей около рта. Он смотрел враждебно, пока Сайм не показал служебное удостоверение.

– Инспектор Блейк у себя? – спросил лондонец.

– Вроде так, сэр. Только он сильно занят – вам ведь известно про сегодняшние события?

– Наслышаны.

Гюнтер обвел взглядом очередь. Ни на ком, похоже, не было желтой метки, но многие выглядели встревоженными, а некоторые – сердитыми. Один юноша схватил окси за локоть и стал умолять, чуть не плача:

– Я тут ради брата жены. Мне нужно узнать, куда его увели.

– Просто дождитесь своей очереди, сэр, – ответил полисмен. По его тону было ясно, как ему надоели такие вопросы. – В бюро все скажут.

Двое стариков, черные от горя, миновали вращающуюся дверь на входе в отделение и стали спускаться по ступенькам, поддерживая друг друга.

– Друзья евреев? – спросил Гюнтер у вспомогательного.

Уловив его акцент, полицейский посмотрел на него:

– Вы из Германии, сэр? Наблюдатель?

– Просто гость. Впрочем, из гестапо. – Он кивнул в сторону молодого человека из очереди, спрашивавшего про брата жены. – Вы освобождаете евреев, женатых на нееврейках?