Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

В Карфагене, конечно, к этому выводу пришли гораздо раньше. В 325 г. Цецилиан вернулся в Карфаген из Никеи, но даже участие в великом соборе не избавило его от постоянных нападок донатистов. Через тридцать лет Донат умер в изгнании, но связанный с его именем раскол так и не прекратился. Иного и ожидать было трудно: ведь ненависть враждующих сторон разжигали отнюдь не личные амбиции епископов, а то, чего представителям римской власти, из последних сил пытавшимся поддерживать в Африке порядок, понять было не дано. Когда донатисты хватали враждебного им епископа, раздевали его донага, силой затаскивали его на башню и сбрасывали с неё прямо в навозную кучу, они вели себя так, словно нарочно пытались сбить с толку среднестатистического римского чиновника. Константин довольно быстро осознал, что христианскому единству угрожали богословские разногласия; но причины раскола в Африке крылись отнюдь не в богословии. Речь шла о гораздо более глубокой нетерпимости. Отобрав храм у приверженцев кафолической церкви, донатисты тут же белили его стены, посыпали солью его пол и тщательно мыли всё его убранство. Они верили, что только так можно очистить постройку от скверны: следов тех, кто пошёл на уступки миру сему.

Какой путь следовало избрать, насаждая новый Эдем, рай на земле? Путь донатистов, пытавшихся отгородиться стеной от цепкого бурьяна и признававших лишь те цветники, которые казались им совершенно чистыми от сорняков? Или путь их оппонентов, стремившихся засеять семенами весь мир? «Отчего же вы пытаетесь лишить Его христианских народов всех провинций Востока, и Севера, и даже Запада и бесчисленных островов, которым вы противостоите – одинокие, немногочисленные, строптивые, лишённые даже возможности совместного с ними причастия?» [317] Противостояние этих двух точек зрения породило взаимную неприязнь – сколь бы непостижимой ни казалась она людям, далёким от традиций Церкви Африки. И преодолеть эту неприязнь так и не получилось. Интерес Константина к донатистскому расколу оказался кратковременным: вскоре ему пришлось уделить внимание более насущным вопросам. Беспорядки, возникшие в Африке из-за конфликта донатистов и приверженцев кафолической церкви, не сказывались на регулярных поставках зерна из провинции в Рим, поэтому вскоре конфликтующие стороны оказались предоставлены сами себе. Тянулись десятилетия, ни Цецилиана, ни Доната давно уже не было в живых, но убийства не прекращались, пропасть между сторонами конфликта становилась всё шире, а уверенность каждой из них в собственной правоте лишь крепла.

Это было первое в истории непосредственное противостояние двух ключевых позиций, определяющих поведение христиан, – причём открытое, развернувшееся на глазах у целой римской провинции. Народ Божий – это лишь избранные праведники или, наоборот, стадо грешников? Однозначный ответ на этот вопрос так и не был найден. Благодаря усилиям епископов кафолической церкви донатизм остался маргинальным течением, изолированным от всего христианского мира; но точка зрения, лежавшая в основе донатизма, была слишком привлекательной, чтобы её можно было окончательно искоренить. Донатизм оказался знамением будущего, полного новых и радикальных идей. В истории христианства горячее желание отречься от порочного и осквернённого мира и, не делая ему никаких уступок, устремиться к абсолютной чистоте, будет возникать у верующих снова и снова. Последствия этих порывов ощутит, в конечном итоге, не только Церковь; пройдут века, и эта тенденция станет играть определяющую роль в политике. Признав Христа своим Господом, Константин поместил в сердце своей империи доселе невиданный, непредсказуемый и нестабильный источник власти.

V. Благотворительность

Пессинунт, 362 г.

Проезжая через Галатию, новый император обнаруживал в каждом посещённом им храме следы упадка. Со статуй осыпалась старая краска; на алтарях не было видно свежих пятен крови. Нескольких десятилетий хватило, чтобы горделивое великолепие древних богов превратилось в ничтожную немощь. Пожалуй, заметнее всего это было в Пессинунте. Этот город с незапамятных времён считался обителью Кибелы. Когда-то им правили её оскоплённые жрецы. Именно отсюда в 204 г. до н. э. в Рим привезли первую статую Матери богов; и спустя половину тысячелетия сюда по-прежнему прибывали паломники. Но их было с каждым годом всё меньше. Даже Пессинунт ускользал из-под власти Кибелы; и громада её храма, веками господствовавшая над городом, свидетельствовала уже не о могуществе богини, а об угасании её культа.