Допетровская Русь

Самое жилище государя, его дворец, отражало на себе величие царского имени. «Честь государева двора» охранялась с благоговейной строгостью. Не только к крыльцу царского дворца, но даже ко двору нельзя было подъехать. Одни лишь высшие сановники – бояре, окольничие, думные и ближние люди имели право сходить с лошадей в расстоянии нескольких сажен от дворца. Люди младших чинов сходили с лошадей далеко от дворца, возле Ивановской колокольни, и во дворец шли пешком, несмотря ни на какую погоду. Наконец люди нечиновные, всякие подьячие, купцы, посадские люди, не смели въезжать в самый Кремль и должны были входить пешком. У тогдашних людей было в обычае еще издали, завидя царское жилище, снимать шапку, «воздаючи честь» государеву дому. Без шапки русский человек тех времен и подходил ко дворцу и проходил мимо его. Свободно входить во дворец могли только служилые и дворовые, т. е. придворные чины, но и для них были установлены границы, строго определенные для каждого чина.

Бояре, окольничие, думные и ближние люди могли входить даже на «верх», т. е. в жилые покои государя. Здесь, по обыкновению, они собирались всякий день в «передней» и ожидали царского выхода из внутренних покоев. Ближние бояре, «уждав время», входили даже в «комнату», т. е. в кабинет государя. Стольники, стряпчие, дворяне, стрелецкие полковники и головы, дьяки и иные служилые чины собирались обыкновенно на Постельном крыльце: это было единственное место во дворце, куда они могли приходить во всякое время. Здесь они стояли и дожидались, не потребуется ли их служба государю. В лютые морозы и летний зной простаивали они тут часами, забегая ненадолго согреться или отдохнуть в одну из ближних к крыльцу палат, да и тут для каждого чина была назначена особая палата. Людям совсем низших чинов не разрешалось быть даже и на Постельном крыльце. Вообще дозволение входить в ту или иную палату дворца считалось знаком особой милости, о которой бьют государю челом.

Величественность и пышность царского дворца выказывались с особым блеском в дни торжественных празднований и приема иностранных послов. В такие дни дворец сиял и горел золотом парадных кафтанов и украшений, пестротой цветных одежд, блеском оружия царской стражи, одетой в особые пышные кафтаны. Зрелище встречи посла производило большое впечатление своей изысканной церемонностью, созданной с одной целью – хранить и высоко нести честь имени государева.

Еще далеко от столицы, с первых шагов на почве Московского государства, посол начинал чувствовать вокруг себя, на людях, которых он встречал, могущественное обаяние царской власти: все разговоры, поступки, действия окружавших посла лиц сводились к одному – беречь честь имени государева.

Подъезжая к московским пределам с запада, посол отправлял в ближайший московский город известить о себе наместника или воеводу. Посол объявлял, какого он звания, как велика его свита и каким он облечен достоинством. Наместник, получив извещение посла, тотчас же посылал известие о посольстве в Москву, к государю, а навстречу послу отправлял более или менее значительного человека с приличной свитой, смотря по званию посла и важности того государя, от которого он шел. Этот посланный, в свою очередь, посылал с дороги кого-нибудь из своей свиты объявить послу, что навстречу ему идет «большой» человек, который ждет посла на таком-то месте. Там «большой» человек встречал посла, стоя со свитой посреди дороги, и ни на шаг не сторонился, так что послы при проезде мимо него должны были сворачивать с дороги. Зимой, когда такой проезд был не очень удобен, подле дороги расчищали снег, чтобы дать послу возможность проехать мимо, не завязнув в снегу.

Сошедшись, обе стороны, прежде чем начать приветствия, сходили с лошадей или из экипажей. Посла просили сделать это ранее, и отговориться от этой церемонии было невозможно, потому что, как объясняли встречавшие, ни говорить ни слушать, что говорят от имени государя, нельзя иначе как стоя. При этом, оберегая честь своего государя, московский «большой» человек тщательно наблюдал, чтобы не сойти с лошади первым. Из-за этого возникали иногда большие недоразумения и споры с послом. Когда все спешивались, «большой» человек подходил к послу с открытой головой и в длинной речи извещал его, что он послан наместником великого государя проводить посла до такого-то города и спросить его, благополучно ли он ехал. Где случалось в этой речи упоминать имя царя, «большой» человек произносил его титул с перечислением главнейших княжеств. Затем «большой» человек протягивал послу руку и, дождавшись, когда тот обнажит голову, спрашивал его уже от себя, благополучно ли посол доехал.