Читаем Достоевский и евреи полностью

Феликс Филипп Ингольд, стремясь заявить «цельный образ» Достоевского-писателя, распространяет принцип идейного многоголосия («полифонии»), присущий его беллетристике, также и на его публицистические статьи [INGOJLD]. Такого рода интертекстуальная интерпретация прозы Достоевского вызывает законную критику, поскольку публицистика Достоевского не полифонична, а диалогична. Как еще отмечал Михаил Бахтин, в его статьях высказывание оппонента приводится не как иное, но идейно равнозначное мнение, а представляет собой заведомо ложный тезис, который необходимо оспорить. Таким образом, принцип «множественности мнений» здесь у него отсутствует, ибо в общественно-политической публицистике Достоевский, начиная с 1870-х годов, всегда выступает как ангажированный властью выразитель

идеологии русского великодержавного национализма.

Что касается «еврейской улицы», для которой, собственно, и предназначались все идейно-политические обвинения Достоевского, предъявленные им в рамках дискурса о «еврейском вопросе, то, несмотря на утверждение об отсутствии в его сердце вражды к евреям и примирительные коннотации, еврейская интеллигенция, судя по письмам отдельных корреспондентов из ее среды, была явно обижена позицией, занятой писателем. От него — защитника «униженных и оскорбленных», ее представители ожидали услышать слова милосердного понимания, но никак не жесткой осудительной критики, пусть даже в чем-то и справедливой. Однако эта обида не прозвучала в еврейской прессе того времени. По всей видимости, на общем фоне многочисленных воинственных антисемитских публикаций той эпохи статьи Достоевского не были восприняты как нечто из ряда вон выходящее, а их автор не причислялся еврейской интеллигенцией к кругу писателей-декларативных антисемитов, как то Ф. Булгарин, В. Крестовский[595]

, С. Окрейц, А. Хомяков, И. Аксаков, Г. Данилевский, Б. Маркевич, Н. Вагнер, И. Лютославский и др.

Однако уже в начале ХХ в., из-за волны еврейских погромов, прокатившихся по России, оценка Достоевского на «еврейской улице» стала значительно более жесткой, — см. [ЖАБОТ], [ГОРНФЕЛЬД], [KUNITZ], [SCHWARZ], [ШТЕЙНБЕРГ (I)], [ГРОССМАН-ЛП (VI)], хотя и неоднозначной.

Вместе с тем впечатляюще большое число знаменитых достоевсковедов из числа отечественных историков литературы и философов ХХ-ХХ1 вв. имеют еврейское происхождение, что, несомненно, является важным знаковым моментом отношения русских евреев к Достоевскому. Среди них назовем такие выдающиеся имена, как А. Л. Волынский, С. И. Гессен, С. Л. Франк, Л. И. Шестов, А. Г. Горнфельд, А. З. Штейнберг, Ю. Н. Тынянов, Л. А. Гроссман, А. С. Долинин, Г. М. Фридлендер, Я. Э. Голосовкер, Л. М. Лотман, В. Я. Кирпотин, Е. М. Мелетинский, Г. Ф. Коган, И. Л. Волгин.

Отдельно следует отметить здесь Иосифа Бродского, горячего поклонника творчества Достоевского, в чьих стихах часто мелькают образы и символы из произведений этого русского классика [КАРАСЕВА].

На Западе одним из первых значение Достоевского, как совершенно нового явления в мировой литературе, отметил датчанин еврейского происхождения Георг Брандес — знаменитый в конце ХIХ — начале ХХ в. критик и историк литературы, тесно связанный с молодым литературным поколением Скандинавских стран и Германии. Живя с 1877 г. в Берлине, где он находился в самой гуще литературной жизни, Брандес в 1899 г. выпустил в свет написанную им по-немецки работу «Достоевский», которая

сохранила влияние в критике вплоть до наших дней, а в эпоху натурализма она была наиболее авторитетной [KAMPMANN].

Крупнейшим ученым-достоевсковедом второй половины ХХ в. является американец Дэвид Фрэнк, выходец из семьи еврейских эмигрантов.

Среди имен выдающихся писателей-евреев, в чьем творчестве историками литературы отмечается несомненное влияние Достоевского, — австрийцы Артур Шницлер, Стефан Цвейг, Франц Кафка, лауреаты Нобелевской премии по литературе за 1976 г., 1978 г. (США), 1981 г. (Великобритания), 1991 г. (ЮАР): Сол Беллоу (урожд. Соломон Белоус), прозванный «американским Достоевским», американский беллетрист Исаак Башевиц-Зингер, писавший на идиш, австро-английский немецкоязычный писатель и культуролог Элиас Соломон Канетти и южноафриканская англоязычная писательница Надин Гордимер. В числе почитателей Достоевского находятся также знаменитые итальянские беллетристы еврейского происхождения — Итало Звево и Альберто Моравиа [АЛОЭ].

Считается, что Достоевский оказал решающее влияние на прозу одного из классиков израильской ивритской литературы Йосефа Хаима Бренера (1881–1921)[596]. Израильским филологом-славистом Романом Кацем защищена докторская диссертация на тему «Агнон и Достоевский»[597], а знаменитый израильский писатель Амос Оз писал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение