Во всем прочем Марина была идеальной спутницей жизни, надежной, как скальное основание небоскребов Манхэттена. Когда в начале 90-х просел мой тогдашний бизнес, Марина — дипломированный искусствовед — не погнушалась грязной работы, да еще и сына рядом с собой в садик пристроила. Когда в два года Кирилл заболел какой-то нестандартной болячкой, она, еще не будучи водителем, носилась с ним по всем Московским клиникам, пока не нашла адекватного врача, поставившего Кира на ноги. Когда заболела по женской линии уже она сама, и ей понадобилась операция, она, ничего мне не говоря, легла в больницу, подгадав под мою командировку, так что к моему приезду она уже была дома, — узнав об этом, я просто лишился дара речи от такого ненужного, глупого, но такого трогательного самопожертвования. А в дефолтном 98-м, когда практически обвалился второй в моей жизни бизнес, именно Маринины галерейные доходы позволили нам пережить трудности, не уезжая с уровнем жизни совсем уж за линию горизонта. И даже мое знакомство с Князиным, с которого начался подъем теперешнего этапа моего бизнеса, тоже было ее заслугой! Но это все из области высшей мозговой деятельности, так сказать, а об ее инстинктивной рысьей отваге говорит такой эпизод. Как-то она, уже будучи довольно уверенным водителем, забирала меня с деловой пьянки где-то далеко в области. Я дремал на переднем сиденье, и не видел, что сзади какой-то дикий драйвер моргает фарами с требованием уступить полосу. Марина, не будучи искушенной в неписанных шоферских правилах и искренне не понимая, к чему ее на практически пустой дороге призывают, требование проигнорировала. Моргавший обогнал нас справа и злобно подрезал, вынудив перепугавшуюся Марину остановиться чуть не поперек проезжей части. Визг колодок и инерция торможения, до боли натянувшая ремень безопасности, пробудили меня ото сна. Подрезавшая нас машина тоже остановилась, из нее вылезли двое представителей национальностей, отличающихся очень черной нижней частью лица, и с угрожающим видом направились к нам. Я быстро понял ситуацию: надо было бы валить, но Марина от испуга была явно не в состоянии управлять машиной. В любом случае даже для того, чтобы пересесть за руль, пришлось бы выходить, и я вышел. Увидев не маленького мужчину, абреки сбавили было шаг, но гордость не позволила им отступить, и они, насупившись, двинулись на меня. Я собирался разрешить конфликт мирным путем, но тут в руке одного я заметил баллонный ключ. Мне не то что переклинило, просто я совершенно точно понял, что эту ситуацию словами решить не удастся. Поэтому, улыбаясь горцам и широко разводя руки в жесте: «Да полно вам, братаны, из-за такой ерунды понтовать!» я подпустил их поближе и резко бросил правую руку сбоку и вниз на скулу того, кто был с монтировкой. Будь я трезвый, этого хватило бы ему, чтобы минут пять покимарить на асфальте, а второй, возможно, остерегся бы лезть. Но я был сильно «выпимши» и промахнулся, удар пришелся вскользь. Второй сразу встал в стойку и начал очень высоко махать ногами в стиле бразильской капоэйры. Хорошо, что было скользко, у него поехала опорная нога, и он грохнулся оземь, но остался в сознании. Я тем временем подставил руку под удар баллонника, чуть не ослеп от боли и левой наугад ткнул нападавшему пятерней в лицо. Получилось кривенько, но эффективно: абрек выпустил монтировку, завопил и бросился, зажимая лицо, к обочине — вероятно, я попал ему пальцем в глаз. Тут поднялся капоэйрист и снова принялся махать ногами, не давая мне поднять баллонник. Неизвестно, как все это закончилось, потому что ногами тот махал лихо, да и второй, думаю, недолго был бы вне игры. И тут сзади меня взревел мотор, взвизгнули покрышки и Марина, обогнув меня практически в миллиметре, направила машину на разошедшегося адепта борьбы бразильских рабов. Если бы она врезалась в него на всем ходу, думаю, ему был бы конкретный каюк, но она — намеренно или случайно — остановилась в десяти сантиметрах от ногастого, так что машина лишь по инерции ударила его ребром капота. Но разницы в весе машины и человека хватило, чтобы последний отлетел метра на три и, проделав в воздухе дугу, снова приложился об асфальт, на сей раз неподвижно замерев бесформенной массой.
— Садись в машину! — страшно закричала мне в окошко Марина.
Я счел ее призыв вполне разумным, но прежде я дошел до вражеской машины, вынул ключи из замка и зашвырнул их далеко в кювет. Минут пятнадцать Марина гнала, двумя руками сжимая руль, и глядя в стекло огромными глазами.
— Остановись, передохни, — сказал я ей, и она послушно съехала на обочину.
— Я убила его? — по-деловому спросила Марина.
— Да нет, что ты! — рассмеялся я. — У этих детей гор черепные коробки крепкие!
— А второй? Я не заметила, куда он делся. Ты не слишком сильно его приложил?
— Да ладно! — отозвался я. — Попал пальцем в глаз, думаю, поцарапал конъюнктиву. Больно, но не смертельно.