— Сядь, не твое дело. Люся, скажи, чтоб он сел!
— А чего они! — кричит Андрей. — Очень мне надо, чтоб все тыкали. Тут всякие ходят, и из нашего класса и вообще… Или платите сейчас же, или я эту доску раздолбаю! — выкрикнул Андрей тонким от злости голосом. Он стал красный весь. — И еще окна выбью в ЖЭКе, чтоб не нахальничали!
— Ладно, выбивальщик, — миролюбиво говорит бабушка. — Большая беда, подумаешь. Ихнее дело напомнить, а наше — заплатить…
Мама иронизирует:
— А чем, интересно, платить — вашими советами? Вы со своей пенсии не поможете нам, а то у вас на кино не хватит…
— Трешка у меня. Принести?
— Только не надо этого, не надо! — взмолилась мама. — Можно подумать, что мы плантаторы, а вы — негритянка у нас!
— Мам, а давай бабку линчуем, — кривя рот, предложил Андрей.
— Чего сделаете? — переспросила бабушка.
— Не бойся, это шутка, — сказал Андрей и опять лег, отвернувшись к стене.
Старуха опять ушла на кухню.
— Половину гроссмейстеров на мыло пора, — вздохнул из-за газеты отец. — Стареют, видно, результативность уже не та…
— У твоей мамочки давно уже результативность не та, — сказала мама ему. — Самолюбия — через край, а пользы — на полкопейки…
— Помолчите вы все! Хотя бы ради воскресенья, — просит бабьим голосом отец.
Звонит телефон.
— Если Гродненский или Курочкин — меня нет! — быстро говорит Андрюша.
— Да это Ксения, наверно, — мрачно предполагает мама. — Достанешь ты ей этот секретер румынский или нет? Она ведь житья не даст!
— Скажи: в конце месяца, — отзывается папа.
— Да? — говорит мама в трубку. — Ксюша, ты?.. А я уже беспокоюсь, куда ты пропала… Ей-богу! Только сейчас говорю Петру: надо бы ей позвонить, пропащей…
— Ха-ха-ха! — злобно, по слогам произносит Андрей. Он вскочил и шнурует ботинки. — Я пошел. Привет Ксюше.
— Через два часа чтобы был, — оторвавшись от трубки, говорит мама.
Спустившись по лестнице, Андрей выходит из парадного, на котором висит черная доска с грозным обращением: «Для вас, неплательщики!» Далее — номера квартир и фамилии. Так и есть: красуется Андрюшина фамилия, чтобы любой и каждый мог позлорадствовать. Оглянувшись по сторонам, Андрей с треском срывает доску. Наступив на одну ее половинку ногой, борется с ней, пытаясь сломать. Готово! «Неплательщики» теперь на одной половине, «Коробов» — на другой. Андрей разбегается и со свистом забрасывает обе дощечки — одну на северо-восток, другую на юго-запад. Все! Его совесть чиста, он предупреждал.
Из парадного выходит бабушка, в пальто и в платке, с сумкой. На ногах — тупоносые боты с пряжками.
— Ты куда? — спрашивает Андрей.
— На междугородную схожу… Давно Дмитрию не звонила, в Куйбышев.
— Слушай, ба… — Андрей глядит мимо бабкиных глаз. — Ты знаешь, не обращай на них внимания. На мать, на все разговоры эти. А то взяла и махнула бы к дяде Диме. Чем плохо? Там Волга…
— Надоела я тебе, — по-своему поняла бабка.
— Вот голова! Наоборот! А потом и я бы к тебе смотался, или давай вместе…
— Это как же? От живых родителей? От школы? — испугалась бабушка.
— Школы везде есть, — успокоил ее внук.
— А отец с матерью? Они у тебя одни! Грех, Андрюша…
— Это ты у меня одна…
Он не выдержал паникующего взгляда бабушки, тяжкой серьезности всего разговора и побежал что есть духу. Искажено его симпатичное лицо, горло ему что-то сдавливает, и он сам не поймет: что это, почему, откуда?..
В глубине двора появляется Курочкин — не то расстроенный, не то заспанный. Увидев Андрея, он, делая от радости нелепые подскоки, кидается ему навстречу:
— Андрюх! Где ты был? Мы тебя искали… И по телефону и везде!
— Зачем? — Андрей идет своей дорогой, не удостаивая его даже взглядом.
— Ну вообще… Пойти куда-нибудь можно, воскресенье все-таки.
— Вот и хромайте.
— Слушай, а Пушкарь-то? — Курочкин трусит рядом, заглядывает в неумолимые Андрюшины глаза. — Отмочил, а? Это ж надо — так все наврать!
— Как это — наврать? — останавливается Коробов.
— А ты не знаешь?! Нет, ты правда не знаешь ничего? Это американское письмо он сам себе написал! Его Числитель расколол — он вспомнил книжку, из которой Пушкарь все эти имена стырил! Потеха, да?
Лицо Андрюши светлеет, розовеет, и вновь расцветает его ясная неотразимая улыбка:
— Я ж говорил! Эх вы, ишаки!
И он прибавляет ходу.
— Андрюш, а мне можно с тобой? — томится Курочкин.
— Тебе? Со мной? — таким тоном спрашивает Андрей, что тот сразу теряется, отстает и смотрит вслед, распустив толстые губы.
Вернувшись во двор, Курочкин запустил камнем в кошку. Просто так, ни за что. Вероятно, он представил себе, что это не кошка, а Пушкарев.
12
А Леня Пушкарев не утонул, не застрелился, даже не заболел, и под его ногами не разверзлась земля…
Он идет по улице сосредоточенный и темноликий. Не заглядывается ни на какие машины или витрины. Руки глубоко в карманах, воротник пальтишка поднят, глаза сощурены.
Леня подходит к новому пятиэтажному дому, входит в парадное. Поднимается по лестнице — медленно, как-то не по возрасту затрудненно.
Вот перед ним нужная дверь. За ней смех, магнитофонное пение. Леня не сразу решается позвонить. Женский голос спрашивает:
— Кто там?