Дарре втянул носом воздух, задержал его в груди, прижимая Айлин к себе и стараясь одуматься. Хватит, пора взять себя в руки! Даже если Айлин не станет его останавливать, Дарре никогда не позволит себе ее опорочить. Что бы они ни напридумывали, а у Айлин есть родители, которые и будут распоряжаться ее будущим. И как они отреагируют на такого претендента в зятья, как Дарре, можно было только гадать. Он уже две недели не мог Эйнарду в глаза смотреть, боясь увидеть там осуждение, а то и разочарование. Вряд ли по тем взглядам, что бросал тайком Дарре на его дочь, Эйнард мог не догадаться, что между ними происходит. Молчал пока, очевидно, давая незадачливой парочке возможность самой повиниться в проступке. Но и его терпение не безгранично. И что услышит Дарре на свой счет, когда правда откроется? Эйнард, конечно, был человеком достаточно широких взглядов, но касалось ли это его любимой дочери?
— Бесстрашная рыжая девчонка, — пробормотал Дарре ей в макушку, и Айлин, с трудом усмирив властвующую над телом горячечную дрожь, улыбнулась. Нет, она никогда его не отпустит и никому не отдаст. Если понадобится, пойдет против родителей, против Армелона и всего белого света. Это ее мужчина — иначе разве отзывались бы так и душа, и тело разом? Айлин и знать не знала, какое удовольствие могут приносить ласки любимого. Когда весь мир не имеет значения и важно только — чтобы он не останавливался, не пытал незавершенностью, не искал несуществующих препятствий…
— Ты зажег во мне огонь, Ночной всполох, — неожиданно сказала она, и тут же прыснула над высокопарностью своей фразы, и зарделась, смущенная ее двусмысленностью. А Дарре смотрел на нее во все глаза, точно так же покрываясь краской, которую не могла скрыть даже опустившаяся тьма.
— Глубоко? — спросил он неожиданно охрипшим голосом, и Айлин не постеснялась прижать его ладонь к своему сердцу.
— Здесь!..
Дарре стиснул объятия.
— Ты у меня там давно, — ей в висок пробормотал он. — Почти шесть лет…
Айлин охнула, ошеломленная его признанием, и тут же почувствовала, как дрогнули обнимавшие ее руки. Ах нет, нет, она вовсе не это имела в виду, когда чувства свои не смогла сдержать. Она…
Айлин сунула нос ему в воротник и на мгновение прижалась губами к бьющейся там в исступлении жилке. И прошептала счастливо:
— Ты тоже…
Кайя танцевала только потому, что Беата попросила составить ей компанию на отроческом этапе девичьих плясок. Она вовсе не собиралась в них участвовать, придя на площадь лишь для того, чтобы поддержать сестер и проконтролировать Дарре, если тому вдруг взбредет в голову отказать Айлин после ее приглашения. Кайя не сомневалась, что он не способен на подлость, но не была уверена в его решительности: все-таки никогда еще дракон не стоял на помосте в качестве избранного в ритуальный хоровод, и никто не знал, как армелонцы могли отреагировать на такое новшество.
Кроме того, видя сестру каждый день и понимая, сколь сильно та увлеклась Дарре, Кайя опасалась, что чувства Айлин не нашли достойного отклика в его душе. Дарре, конечно, всегда был сдержан, не позволяя эмоциям выйти наружу, и мог, наверное, просто тщательно скрывать то, что на самом деле испытывал к Айлин. Но если это все-таки не так, Кайя должна была защитить сестру от общественного позора, а потому рассчитывала провести с Дарре воспитательную беседу и вытребовать у него обещание не подводить Айлин.
Однако все ее планы рухнули, когда Беата, состроив умоляющие глазки и грозясь броситься перед названой сестрой на колени, затащила ее на танцевальный помост.
— Ты же знаешь, я все время забываю эти движения, — оправдывалась Беата. — А тут посмотрю на тебя — и вспомню. Мне обязательно надо победить! Чтобы всем показать!..
Что именно она собиралась показать и кому, Беата не договорила, а Кайя не стала расспрашивать, почему-то чувствуя, что, соглашаясь, совершает большую ошибку. И теперь кружилась в танце на совершенно деревянных ногах, неслышно отсчитывая ритм и изредка поглядывая то на Беату, то на других соперниц.