Погруженная в темноту станция Пюпшёкладань забита множеством составов, все ожидают отправки в тыл. Спецпоезд остановился. О дальнейшем продвижении вперед нечего было и думать. Тибор прошелся по платформе. Суета, толкотня, солдаты беспорядочными группами заполонили и станцию ж вокзал, гам, гул, споры. Надо срочно разобраться во всем, прекратить панику.
Два часа добивался Самуэли того, чтобы отправить спецпоезд на разведку. Поезд ушел под командованием Лейрица. Выяснив положение, Тибор понял: его предположения оправдались. Отступление началось потому, что части секейской дивизии самовольно оставили позиции.
Самуэли связался по телефону с комиссаром 5-й дивизии, которая занимала позиции правее секейцев. Это был его младший брат — Ласло Самуэли. Он подробно доложил командующему обстановку на фронте.
Сквозь пелену предрассветного тумана, сквозь сплошную завесу дождя, моросящего уже вторые сутки, чуть забрезжила заря. Наступило утро 19 апреля 1919 года. По проселочной дороге, увязая в грязи и с трудом передвигая ноги, брели в серых шинелях солдаты русско-польского батальона интернационального красного полка. Они шли к населенному пункту с труднопроизносимым названием — Пюшпёкладань.
Нестройны их ряды и не вьется над ними дымок цигарок и трубок. Тщетно шарит в карманах комбат Каблуков, пытаясь окоченевшими пальцами отыскать хоть крошку галеты, скудного вчерашнего пайка.
Голодные, измученные, унося с собой раненых, отступали красноармейцы интернационального батальона. Они продрогли до костей, несколько часов простояв на развилке дорог, напрасно поджидая обоз, который должен был доставить им продовольствие, плащ-палатки, вещевые мешки и кисеты с табаком. Трое суток преследовали их неудачи. Казалось, все было против.
Навстречу батальону плелись трое солдат. Они возвращались с железнодорожной станции, куда Каблуков послал их разведать обстановку. У бойца постарше — рыжая борода, у второго, помоложе, лицо изрыто оспой, а третий, белолицый и беловолосый, — совсем еще мальчишка. Шли молча, каждый погруженный в свои думы.
Рябой вспомнил 21 марта, когда перед ним неожиданно распахнулись ворота лагеря военнопленных. Кто-то крикнул!
— Отныне военнопленные могут свободно передвигаться по стране! За работу им будут платить.
В Венгрии — социалистическая революция!
На следующий день в лагерь прибыла вербовочная комиссия. Созвали митинг. Оратор горячо призывал всех вступить в Красную Армию Венгерской Советской Республики.
— В ее рядах, — говорил он, — вы будете сражаться за то же идеи, восторжествовавшие на вашей родине!
К военнопленным приезжал член венгерского Советского правительства. Стройный, молодой, он хорошо говорил по-русски.
— Венгры, — сказал он, — освобожденные русской революцией из таких же лагерей, создавали в России интернациональные отряды Красной гвардии. Тысячи венгерских интернационалистов и сейчас сражаются на Урале, в Поволжье, под Киевом…
И сам молодой нарком (рябой запомнил его имя — Тибор Самуэли) сражался в их рядах, был комиссаром. А когда оратор рассказал, как летом 1918 года, в дни эсеровского мятежа, он, Самуэли возглавил роту, сформированную из венгров — слушателей курсов агитаторов, и вместе со взводом латышских стрелков отбил у мятежников здание Московского почтамта, гул одобрения покрыл его слова. Русские солдаты были взволнованны. Да и как не волноваться? В то время как они томились в лагере, венгерские интернационалисты, заброшенные в далекую Россию, грудью защищали Советскую власть! И когда 16 апреля 1919 года на Советскую Венгрию вероломно напали румынские королевские войска, русские и польские солдаты встали в строй и сражались так самоотверженно, словно защищали от врагов свою родину. Но в первый же день боев их соседи на обоих флангах — подразделения секейской дивизии — неожиданно отступили, и батальону пришлось одному сдерживать напор превосходящих сил врага.
То же самое случилось вчера под селом Деречке, где интернационалистам удалось на несколько часов стабилизовать фронт. В ушах рябого и до сих пор звучит хриплый от досады голос комбата: «Отходить, товарищи! Секейцы самовольно оставили позиции!»
Рыжебородый растирает ладонью пустой живот. Продовольствие перестали подвозить еще за несколько дней до наступления румын. А тут еще крестьяне, как только начались военные действия, отказались брать новые, так называемые «белые деньги». Ничего не оставалось, как реквизировать у населения продовольствие. Но интенданты секейских частей натравливали на них крестьян.