Древний знак

А между тем из ворот, за которыми возвышались нацеленные в небо острыми головами железные идолы, выходил человек с автоматом в руках. Как красив он, этот человек! Особенно красивы его голубые невинные глаза, за что его и прозвали Херувимом. Казалось бы, что это именно те глаза, которые должны разглядеть такую четкую и такую понятную тень от оленя на скале. Понятную своей главной сутью: это охранный рунический знак на лике планеты. Священный знак. Закинь, человек, автомат за плечо, улыбнись всему сущему и благослови на земле жизнь, радуясь тому, что ты жив сам, что живы твои отец и мать, невеста твоя. Окликни, человек, с прекрасным прозвищем Херувим, другого человека, имя которого Брат оленя, приветливо помаши ему рукой и скажи, что ты тоже брат и оленю и Брату оленя. Пойми, что другой человек потому, казалось, забыл обо всем на свете, что смотрит на гору, на которой он похоронил любимую женщину, полагая, что искал ее много веков, наконец нашел и вот опять потерял. Однако он надеется, что снова найдет ее, возможно, через тысячу, а возможно, через миллион лет. Но чтобы это случилось, необходимо на земле бессмертие всего сущего, необходима жизнь на земле. Стоит человек, которого ты по великому недомыслию своему называешь дикарем, стоит твой родной брат и смотрит с тоскою на гору. Сейчас он очнется от скорби и повернется в сторону оленя, верного четвероногого друга своего. В нем теперь вся его жизнь... Но только ли его? Видишь ли, человек с удивительной кличкой Херувим, дело все в том, что в этом олене, как ни странно, и твоя жизнь, и жизнь твоих потомков. Ты не смотри так хищно на оленя, ты смотри на тень его на скале — это, кроме всего прочего, и знак разумного начала. Не переступи закон разумного начала...

Именно эти мысли внушал Хранитель человеку с голубыми глазами. Странно, что в таких, казалось бы, невинных глазах могло возникнуть такое хищное выражение. Неужели он будет стрелять?!

Крадется человек с многозначительной кличкой Херувим к оленю, поглядывая на пастуха, внимание которого отвлечено чем-то таким, что понятно лишь ему одному. Только бы не очнулся этот дикарь. Ох уж эти аборигены! Неужели не могут понять, что значит для него, для несчастного солдата, загнанного в дыру, на край света, хоть чуть-чуть поразвлечься! Неужели им жалко одного-единственного оленя? Ведь этот олень, по существу, полудикий, и вряд ли его можно назвать чьей-нибудь собственностью. И пусть этот злополучный абориген скажет спасибо за то, что он, белый человек, призванный здесь охранять незыблемость свободного мира, подкрадывается не к его жене, а всего-навсего к оленю.

А что будет после того, как он, несчастный солдат, которому необходимо хоть чуть-чуть поразвлечься, все-таки убьет оленя? Не станет ли дикарь стрелять в него, в стража свободного мира? Ну уж, пусть только посмеет! Солдат со странным прозвищем Херувим может стать сущим дьяволом. Может! Солдат сам даст очередь из автомата. Конечно, не хотелось бы идти на такой шаг: все-таки человек. Правда, ему, Херувиму, уже довелось однажды убить человека. Это было, конечно, не слишком приятно...

Нелогично как-то получается в нынешнем мире: люди заготовили друг против друга, конечно, в условном пересчете, кажется, уже по десять тонн взрывчатки на каждого, а убей всего-навсего одного человека, совесть загрызет, да еще и по судам затаскают, в тюрьме насидишься. Где же тут логика? Если уготовили по десять тонн взрывчатки на каждого смертного, стало быть, и думать надо иначе, и законы должны быть иными. Тогда и он, Херувим, не пережил бы таких кошмаров после того, как убил человека. В ту пору он не был еще солдатом, просто служил в охране латифундиста в одной из стран, где чуть ли не каждый год совершаются военные перевороты. Надо сказать, что служба эта тоже была далеко не сахар: и страна чужая, хотя, конечно, не такая дыра, как здесь, и сносить приходилось крутой нрав господина латифундиста, и риск в службе был немалый. Поселились на заброшенных пастбищах сеньора латифундиста бедняки, которые, кажется, самим богом были забыты. Год жили, два. Но в этой стране трем процентам латифундистов принадлежит семьдесят процентов лучших земель. Есть же счастливчики! И не понравилось господину латифундисту, что на его исконных землях живут не его люди. И отдал приказ сеньор латифундист: чужих изгнать, а лачуги их сжечь! О, это была горячая работа. И не очень, конечно, приятная. Хуже всего было то, что плакали дети. И какого черта они так плакали, вот уж истинные мучители, им было и невдомек, какие страдания приносили они ему, Херувиму. И вышло так, что в схватке он ударил прикладом по голове уже довольно пожилого человека. Ударил, казалось, так, слегка, чтобы тот походил с доброй шишкой, почесал ее да подумал, следует ли покушаться на чужое добро. А человек упал, кровь носом пошла, передернулся в судорогах и отдал богу душу.