Древний знак

— Жена оленьими жилами зашила мне рот, чтобы я не пил ни капли. Но я порвал жилы.

— Ну и зря! — грубовато бросил ему Томас Берг. — Не прикидывайся заяц лисицей, не выйдет. Ты ни черта не получишь...

Было видно, что Брат медведя обиделся. И тогда Томас Берг сжалился:

— Ну, ну, иди. Тут есть еще глоток.

Вслед за мужем вышла и Сестра куропатки, протерла кулачками заспанные глаза и потребовала:

— И мне... мне тоже!

Гонзаг с презрительной усмешкой наблюдал за поведением аборигенов и вдруг вспомнил о Луизе.

— Между прочим, господа, я хочу напомнить... на меня сегодня совершалось покушение. Вам быть свидетелями.

— Покушение? — Томас Берг с лукавым видом поманил к себе сына пальцем. — Ты что-нибудь видел подобное?

Ялмар резанул Гонзага белозубой и такой же, как у отца, донельзя глумливой усмешкой:

— Что-то я не припомню такое...

— Ох и разбойники эти Берги! — нашел в себе силы Гонзаг все свести к шутке. Глубоко вздохнул, настраивая себя на благодушный лад. — Между прочим, приятно почувствовать себя дикарем, вкусить жизнь, так сказать, из первоистока...

— Вкушайте, вкушайте, — язвил старый Берг. — Только вот лично я дикарем себя не чувствую.

Гонзаг перевел насмешливый взгляд на Брата медведя.

— Ну а ты что скажешь по этому поводу? Чувствуешь себя дикарем? И понимаешь ли, что это значит? На вот допей, у меня осталось.

О, как мучился Брат медведя, которого далеко не ублажил жалкий глоток виски, дарованный Томасом Бергом. И все-таки он одолел себя и сказал:

— После тебя не возьму.

— Тогда я, я возьму! — Сестра куропатки потянулась к стакану.

Брат медведя ударил ее по рукам.

— Не унижайся! Он спросил у меня, что такое дикарь. Сейчас я отвечу. — Медленно повернулся к Гонзагу. — Наверное, это такой человек, который любит гостей. Всегда накормит, напоит их, одежду их высушит, починит. А вот на Большой земле... у вас там... если бы я вошел в какой-нибудь дом... мне бы показали на выход да еще по шее надавали бы.

Томас Берг расхохотался, наблюдая за Гонзагом.

— Ну что, нарвались?

— Да, действительно, нарвался. Ведь прав этот человек. Попробовал бы он постучаться в мой дом... Нет, судьба действительно подарила мне вечер... будет о чем рассказать. — Гонзаг дотянулся до фляги, плеснул в стакан Брата медведя. — Нет, ты не дикарь, ты прекрасно говоришь на языке белых людей. Ну а по утрам ты умываешься? В бане хоть один раз в жизни мылся?

Брат медведя поднял стакан, что-то лукаво смекая, тут же осторожно поставил его на фанерный ящик и неожиданно побежал к грузовым нартам. Впрягся в одну из них и приволок к костру.

— Вот здесь наша баня! Брат оленя палатку купил. Палатку с двумя стенками. Даже зимой ставим ее. Печку железную каменным углем докрасна раскаляем. Тепло. Дышать нечем... Пар от горячей воды, как туман.

Гонзаг поднялся, обошел вокруг нарты.

— О, это бесподобно! На улице пятьдесят градусов ниже нуля, а в палатке дышать от жары нечем. И пар, значит. Баня. Люди обнаженные...

— Не веришь? — Брат медведя попытался растормошить жену, которая уже успела задремать. — Проснись. Расскажи, как мы последний раз мылись с тобой в нашей бане...

Сестра куропатки долго не могла понять, о чем ее спрашивают. Увидев, что муж тычет ногой в нарту, на которой была упакована палатка, служившая баней, спросила:

— Гости хотят мыться? — Помолчав, сокрушенно добавила: — Из-за бани этой я опять, наверное, забеременела... сам будешь рожать!

Сконфузившись, Брат медведя обескураженно развел руками.

— Ну и пусть, пусть будет так! — успокаивал он жену, загораживая ее собой от гостей. — Если будет дочь, назовем Сестрой тумана, если сын — Братом тумана.

— Почему тумана? — с прежним негодованием спросила Сестра куропатки.

— Да потому что пар в бане на туман похож. — Брат медведя повернулся к гостям. — Мне даже хочется иногда пар из палатки как-нибудь выпустить, мешает жену получше разглядеть.

— Ты что, ее обнаженной не видел? Мне представляется, вам тут ничего не стоит в чумах друг перед другом в чем мать родила... Дикари не признают это за стыд.

— Мы, дикари, никогда не показываем другим людям, что происходит с мужчиной и женщиной, когда они испытывают детородный восторг. Но вот иногда мы смотрим у Брата оленя телевизор...

— В этом чуме есть телевизор? — крайне изумился Гонзаг. — Ну, это бесподобно!

— Так вот, бывает, что мы смотрим телевизор, — продолжал Брат медведя, раскуривая трубку и отворачиваясь в сторону, лишь бы не встречаться взглядом с гостями, которым он вынужден говорить неприятные вещи. — И там порой происходит между мужчиной и женщиной такое, что никто видеть не должен. Особенно дети. А телевизор, наверное, смотрят не только наши дети...

— Нет, почему же, в порядочных домах... детей в таких случаях... — начал было возражать Гонзаг.

— Да бросьте! — махнул рукой Томас Берг, прерывая Гонзага. Перевернул на фанерном ящике свой стакан вверх дном. — Все. Пир закончен. Будем спать.

Смущенно улыбаясь, Брат медведя поднял пустой стакан, взглядом умоляя налить виски.

— Нет! — сурово воскликнул Томас Берг. — Не клянчи! Ложись спать. Смотри, вон жена твоя скоро в костер свалится.