Томас Берг и Гонзаг легли спать, а Ялмар с Марией ушли к морю, туда, где лежали туши убитых моржей. То там, то здесь шмыгали песцы, рычали собаки. Мария смотрела в море, время от времени отступая, когда накат прибоя приближался к ногам. Одна из чаек с особенно пронзительным криком порой почти касалась головы Марии и тотчас взмывала вверх. И вдруг морская вода взбурлила, и на поверхности показалась моржиха с моржонком. Это было так неожиданно, что Мария и Ялмар невольно отбежали в сторону. Моржиха вытолкала на берег моржонка, застонала, потом тихо заревела. Ялмар схватил Марию за руку, сказал потрясенно:
— Он мертв...
— Кто мертв? — не поняла Мария, наблюдая, как моржиха толкает моржонка все дальше на берег.
— Моржонок мертв. Она не может расстаться с ним с той поры, как его убили.
Тяжко вздыхая, фыркая, постанывая, моржиха обнюхивала моржонка, словно пыталась вдохнуть в него жизнь. Вдруг она вонзила клыки в гальку, разворотила ее, заглянула в образовавшуюся яму, вероятно помня, что именно здесь пролилась кровь ее детеныша. Завидев людей, подобрала под себя задние ласты, сделала прыжок. Мария и Ялмар отступили, крепко держа друг друга за руки. Покачав головой, как бы выражая бесконечно горький упрек, моржиха принялась сталкивать моржонка в воду. У самой прибойной полосы высоко подняла голову, заревела и скрылась с детенышем в морской пучине.
Мария и Ялмар долго молчали, глядя на море, и, видимо, все та же чайка пролетела над их головами с истошным криком.
— Господи, мать не верит, что дитя ее мертвое, — обессиленно сказала Мария. — А тут еще звучат в моей памяти слова твоего отца о тревоге в каждом доме, где ждут рождения ребенка...
— Ну ты и выдала себя моему родителю! — невольно воскликнул Ялмар и тут же схватил руки Марии. — Прости, я не о том должен был говорить. Неужели тебе там, у костра, пришло в голову...
— Да, да, да! — не позволила Ялмару досказать Мария. — Я знаю, теперь это будет мучить меня, пока не свершится... Жутко подумать... Мария, которая мечтала родить пророка, и вдруг рожает...
— Э, нет, моя дорогая! Я не позволю тебе думать об этом! Все, все, все! Табу!
— Но твой отец прав, об этом волей-неволей сейчас думает каждая беременная женщина.
— А ты не будешь! Запрещаю. Заклинаю. И пойдем хоть немного поспим.
В полумиле от стойбища, огибая высокий каменный холм, Ялмар и Мария увидели Чистую водицу и Белого олененка. Девочка выкладывала камни вокруг крошечного голубенького цветочка. Белый олененок, широко расставив ножки, казалось, вполне осмысленно наблюдал за ее действиями. Завидев белых людей, Чистая водица подбежала к Белому олененку, обняла за шею, словно показывая, что не даст его в обиду. Потом прогнала с лица притворную враждебность, широко улыбнулась и сказала:
— Мы тут с Белым олененком охраняем цветок. Ведь так мало цветов на нашем острове!
— Откуда ты знаешь язык белых людей? — спросила Мария.
Чистая водица указала на Ялмара:
— Вот он учит. А больше всего сестра моя Гедда. Да и отец, и еще Брат оленя, Сестра горностая. Мало ли кто.
Ялмар присел на корточки, разглядел цветок, перевел взгляд на девочку.
— А что, если я цветок сорву и подарю Марии?
Чистая водица побледнела, а Мария зажала рот Ялмару рукой.
— Прости, я пошутил.
— Шутка, скажу тебе, довольно жестокая, — с укором сказала Мария. — На тебя непохоже.
Прижав девочку к груди, Ялмар гладил ее по голове, приговаривая:
— Ну прошу тебя, умоляю, прости.
— Подними меня на руки, — попросила Чистая водица. — Правда, я уже большая, но все равно подними.
— С огромным удовольствием.
— Выше. Еще выше! — Чистая водица показала вдаль и спросила: — Кто живет там, далеко-далеко, где море становится небом?
— Там... живет... человечество.
— Че-ло-ве-чес-тво, — по слогам повторила Чистая водица. — Какое оно?
Ялмар долго молчал, грустно глядя в морскую даль, наконец ответил:
— Как тебе сказать. Порой мне кажется, что оно больное и очень несчастное и бредет с заплаканными глазами куда-то наугад... — И, опустив девочку на землю, поспешил раскаяться: — Впрочем, что это я, наговорил тебе глупостей. Человечество здорово. И докажет это...
— Готовишься предстать перед мудрецами? — с усталой улыбкой спросила Мария.
— Да, через двое суток я буду приглашен на трубку здравого мнения.
Белый олененок вдруг хоркнул и помчался по тундре. И можно было подумать, что это движется. солнечный зайчик.
— Послушай, Мария! Со мной случилось невероятное! — шутливо воскликнул Ялмар, выхватывая из кармана фломастер. — Волшебный олень умчал меня до той черты, когда был впервые сотворен наскальный рисунок. Я тот первый... самый первый, кто осознал, что такое красота...
Ялмар подошел к каменным выступам холма, выбрал плоскую часть скалы и попытался провести фломастером несколько плавных линий. Время от времени он поглядывал на мчавшегося по тундре Белого олененка и снова мучил фломастер, добиваясь, чтобы на скале осталось хоть какое-то подобие линий...